Выставка фарфор
В Эрмитаже открылась выставка "Мир Запада и миф Востока", посвященная стилю шинуазри ("китайщине") в раннем мейсенском фарфоре. Китай глазами европейцев начала XVIII века рассматривала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Юность европейского фарфора — это прескверная история: сплошное воровство и надувательство. Вот в 1701 году в Дрезден под охраной привозят 19-летнего ученика одного берлинского аптекаря Иоганна Фридриха Беттгера: юный алхимик клялся, что нашел рецепт философского камня, а саксонский курфюрст страсть как любил золото. Август Сильный связался, конечно, с жуликом, наглым, но талантливым: через несколько лет Беттгер, не добыв золота настоящего, раскрыл тайну "белого золота" — фарфора (первый мейсенский фарфор, правда, белизной не отличался — экспозиция как раз начинается со смуглого кофейника беттгеровской "коричневой каменной массы", датирующегося самым началом 1710-х).
Вот в 1710 году декретом Августа Сильного создается первая в Европе фарфоровая мануфактура — Мейсенская, а в 1719-м открывается вторая — в Вене: строго охранявшийся секрет фарфора утек из Саксонии вместе с каким-то быстроногим мастером. Мейсен, впрочем, в долгу не остался и уже через год спер у Вены технологию надглазурной росписи. И уж совсем неприличное дельце провернул лет десять спустя директор Мейсенского завода: продал в Париж целую партию саксонского фарфора, расписанного китайскими драконами и японскими перепелками, выдав его за более дорогой оригинальный восточный товар. Аферу вскоре раскрыли: фальшивки арестовали (несколько таких тарелок и чашек есть и в Эрмитаже), директор покончил с собой — но ведь чертовски некрасиво вышло.
Впрочем, все эти гнусности сразу забываются на эрмитажной выставке раннего (первой половины XVIII века) мейсенского фарфора, выстроенной куратором Лидией Ляховой как воображаемое путешествие в страну Востока, квинтэссенцией которого для просвещенных европейцев стал Китай. Не страна, а рай земной, где все только и делают, что пьют чай да дрессируют белок, пока слуги отгоняют веерами мух, а прелестные девы наигрывают что-то несомненно буддистское на виолах да гамба и скрипочках.
Европа так долго пыталась выведать у Поднебесной ее главную промышленную гостайну, что даже когда дошла до разгадки своим умом, не смогла успокоиться: самые забавные образцы стиля шинуазри дало именно фарфоровое производство. Китай все не отпускал, и мастера Мейсенской мануфактуры старательно перерисовывали из сборников образцов замысловатые фигурки в широкополых плоских шляпах и халатах с длиннющими рукавами, кокетливых красоток под зонтиками, фениксов, драконов, журавлей, отчаянно путая империю мандаринов с Японией, Индией, Турцией, Африкой и даже Северной Америкой. Так, на одном расписанном золотом по белой глазури чайничке перед сидящим в садике господином пляшут два индейца с перьями на головах, а на полоскательнице с цветастой многофигурной сценкой китайскому повару, придушившему гуся, ассистирует чернокожий поваренок: Китай, Вест-Индия или Африка — все одно, экзотика.
Странно, что рядом с китайскими тиграми нет, скажем, русских медведей: Россия была тогда для образованного немца страной едва ли менее экзотической. Во всяком случае, министр Августа Сильного писал саксонскому посланнику при дворе Екатерины I, чтобы тот потрудился наловить в окрестностях Петербурга белых медведей и песцов для королевского зверинца. Диковинных зверей раздобыли в императорском зверинце в Москве и отправили в Дрезден, а в ответ Петербург получил шесть ящиков драгоценного мейсенского фарфора — эрмитажная выставка наполовину состоит из всевозможных дипломатических подарков и госзаказов. Надо полагать, в Пекине очень бы развеселились, увидев царскую супницу, форма которой украдена у японской курильницы для благовоний, а стенки на полном серьезе расписаны фантастическими китайцами, охотящимися на фантастическую живность.
По части сочинять неведомых зверушек в Мейсене был свой выдающийся специалист: художник Адам Фридрих фон Левенфинк — три созданные им тарелки с парнокопытными очкастыми собаками и прочей нечистью из уникального "Сервиза с черными и золотыми полосками" выставлены в Эрмитаже. Левенфинк, увы, отличался не только свободой фантазии, но и свободолюбием, рассорился с мейсенским руководством и ушел, но все же оставил на фабрике целый полк учеников и подражателей. Кто-то из них, наверное, и расписал пару чаш из сервиза барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена — того самого. И как знать, может быть свои правдивые рассказы он выдумывал, глядя на такую вот пурпурную винторогую борзую. Да и "Турандот" Карло Гоцци наверняка проистекает из какой-нибудь мейсенской кофейной чашечки в китайском стиле.