Бунт беспощадный, но не бессмысленный
В «ГЭС-2» скрестили современный танец с русским фольклором в спектакле «Под землей»
В Доме культуры «ГЭС-2» прошла серия показов спектакля «Под землей». Хореограф Ольга Цветкова и фольклорный ансамбль «Толока» соединили редкие аутентичные народные песни с известными приемами современного танца. Эпичная необузданность их исследования впечатлила Татьяну Кузнецову.
Пугающая истовость артистов передает самую суть нашего национального характера
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Пугающая истовость артистов передает самую суть нашего национального характера
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
В этом проекте удачно сработали все. Идея представить на парковке «ГЭС-2» чисто мужской спектакль в сопровождении молодого фольклорного ансамбля «Толока», раскапывающего по глухим деревням аутентичные русские песни, осенила куратора танцпроектов Дома культуры Анастасию Прошутинскую.
Композитор Владимир Горлинский выстроил последовательность музыкального ряда, отобрав из закромов «Толоки» песни разных жанров и на разные темы. Художник Руслан Рычагов одел восьмерых перформеров самым диким, многослойным, но узнаваемым образом — в кожаные пиджаки, треники, плащи, брюки с люрексом, рубашки, галстуки, иронически добавив псевдонародные платочки в горошек. Хореограф Ольга Цветкова подобрала дивных исполнителей: разного возраста, разной степени ловкости и корявости, без балетно-танцевального бэкграунда, но с непрошибаемой решимостью и внутренней силой — увидев таких на темной улице, любой предпочел бы перейти на другую сторону. Все эти слагаемые сработали как идеально слаженный оркестр.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Бетонная парковка с ее низким потолком, столбами-опорами, простыми лавками, замкнувшими с трех сторон квадратный гулкий помост, и сумраком, прячущим за помостом певцов-солистов и маленький оркестр (балалайки, гармошка, колесная лира, стеклянные бутылки, играющие роль ударных), оказалась универсальным пространством, равно пригодным и для современных скоморошьих игрищ, и для интимного разговора со зрителем. Гулкая акустика парковки придавала аутентичному фольклору вневременное звучание, почти угрожающее своей интенсивностью. Низкий потолок лишал танец вертикальных перспектив: любая верхняя поддержка была чревата опасностью разбить голову о бетон. Шаговая близость перформеров позволяла разглядеть не только детали их движений, но даже капли пота на наголо бритых головах.
Поначалу эта оптика вызывала раздражение. Когда восемь мужиков, одетые как пугала огородные, повязанные фартуками и платочками, с лицами, закрытыми зловещими серыми масками, вытаптывали ботинками не в склад, не в лад ритм простейшей «дробушки»-ключа; когда кружились вокруг площадки на расставленных ногах неуклюжим подобием шене; когда по-ребячьи подскакивали, не попадая в музыку и неловко всплескивая руками,— казалось, что вся эта самодеятельность лишь очередной эксперимент хореографа Цветковой, выученной в толерантных Нидерландах, где профессионализм исполнителей не считается обязательным.
Но раздражение быстро сменилось отчетливым пониманием, что вышколенные профи превратили бы постановку в общее место.
Тут срабатывает именно танцевальный раздрай и харизма перформеров — ведь отсутствие «школы» отнюдь не лишает их энергетики, физических данных и весьма впечатляющих умений.
Напряженная вовлеченность в действо, истовая безыскусность и самоотдача исполнителей придавала их танцу шероховатую суровую подлинность, усугубленную столь же истовым пением солистов «Толоки».
Содержание танцэпизодов перекликалось с текстом песен. Так, прощальный запев рекрута петровских времен, отысканный фольклористами в деревне Явзора Пинежского района Архангельской области («Пей же, моя буйна головушка, не спивайся. Во пропое, моя буйна головушка, не печалься. Я напьюсь, напьюсь, доброй молодец, сам просплюсь. С государевыми целовальничками расплачусь»), обернулся массовой сценой, в которой «пьяного рекрута», развинченного и безвольного, то протаскивали, как сквозь строй, между балками нависающего потолка, то опрокидывали к самому полу, то сталкивали лоб в лоб с таким же стреноженным новобранцем.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Пронзительный монолог-молитва другого персонажа под народную интерпретацию псалма из Книги пророка Захарии оказался хореографической кульминацией спектакля: молодой перформер, поразительно одаренный пластически, буквально выворачивал свое тело наизнанку. Его ноги заплетались и подкашивались, хребет закручивался узлом, руки беспомощно метались в противоход движениям — такое мощное соло украсило бы любой спектакль знаменитого пластического театра Peeping Tom.
В финале хореограф Цветкова пропустила всех своих персонажей сквозь очистительный мелкий дождь: вырубка света застала их сидящими и лежащими на сцене, обессиленными и тихими. Осталось лишь воспоминание о той могучей необузданной мощи, которая целый час сотрясала парковку ГЭС-2, превратив ее в местопребывание не прикрашенного, а просто народного духа.