Райское омерзение
В отечественный прокат вышел фильм Рона Ховарда «Эдем» с Джудом Лоу
В прокате — фильм Рона Ховарда «Эдем» (Eden), основанный на реальных событиях 1930-х годов, вошедших в историю как «Галапагосская тайна». По мнению Михаила Трофименкова, постановщик оскароносных «Игр разума» (2001) и «Кода да Винчи» (2006) замахнулся на притчу в духе «Повелителя мух», но получилось у него что-то вроде шоу «Последний герой».

Кадры из фильма «Эдем»
Фото: Imagine Entertainment
Кадры из фильма «Эдем»
Фото: Imagine Entertainment
В 1929 году берлинский врач и доморощенный философ Фридрих Риттер (Джуд Лоу) и спутница его жизни Дора Штраух (Ванесса Кирби) переселились на необитаемый тихоокеанский островок Флореана, входящий в состав Галапагосского архипелага. Превеселое местечко: до ближайшей Большой земли — Эквадора — какая-то тысяча километров. Злой климат, стада диких собак и свиней, нехватка питьевой воды, ну и прочие сколопендры.
Вступительные титры объясняют побег «новых Адама и Евы», как окрестила их немецкая пресса, мировым экономическим кризисом и наступлением нацизма.
Относительно нацизма можно поспорить: сам Риттер ведет себя как строитель вполне нацистского парадиза на двоих.
Скорее можно говорить о синдроме «потерянного поколения»: старый мир покончил с собой на полях Первой мировой, с ним по-хорошему нельзя, остается либо разрушать его, либо убегать от него.
Эксперимент Риттеров был не единственным в своем роде. Тогда же на территории будущей Кении образовалась целая эскапистская колония британской золотой молодежи, травмированной войной. Их праздник жизни с групповым сексом и тяжелыми наркотиками увенчала череда убийств и самоубийств. Примерно тот же самый, точно так же не разгаданный до конца кошмар случился и на Флореане. К 1934-му из поселившихся там, как сказал бы Редьярд Киплинг, «беспечных белых людей» выжила половина. Две выжившие участницы событий написали мемуары, представив полярно противоположные версии событий: Ховард их вяло склеил.
Тщеславный Риттер передавал с заходившими на остров судами свои философские манифесты, тиражировавшиеся немецкими газетами. О его врачебных талантах можно судить хотя бы по тому, что основной инструмент доктора — клещи, которыми он вырвал Доре больные зубы, а себе — все здоровые: во избежание инфекции, что бы это ни значило. А рассеянный склероз Доры рекомендовал лечить исключительно медитациями.
Привлеченные опытом Риттера и Штраух, на остров прибыла тишайшая пара их поклонников — Хайнц (Даниэль Брюль) и Маргарет (Сидни Суинни) с больным туберкулезом сыном Гарри (Джонатан Титтел). Дескать, миазмы Флореаны помогут мальчику поправиться.
Экзальтированная физиология, которой Ховард надеется то ли шокировать, то ли подкупить публику, помешанную на модной «телесности», вообще играет в фильме первостатейную роль.
С жуткой стальной вставной челюстью Риттера может соперничать по степени невольно тошнотворного комизма лишь сцена, в которой Маргарет, рожая в антисанитарных условиях ребенка, отбивается каким-то помелом от стаи диких собак.
Риттер всячески третирует новичков, загоняет их жить в пещеры. Притом что сам он обитает во вполне цивилизованном доме, построенном за три года. Откуда дровишки, равно как и гомерические запасы консервов, Ховард не поясняет.
Дальше — больше. Из пены прибоя, что твою Афродиту, двое жиголо и слуга-эквадорец торжественно выносят оторву, представляющуюся баронессой Элоизой Буске де Вагнер Верхорн (Ана де Армас). С первого взгляда на это небесное создание в маленьком красном платье, не расстающееся с патефоном и «Портретом Дориана Грея», понятно, что никакая она не баронесса, а кокотка с венской панели, нахватавшаяся от любовников вульгарного декадентства. Но до поры до времени она дурит головы «сокамерникам» планами построить на Флореане мега-гипер-пупер-отель: остров она якобы уже прикупила.
Фильм, словно тоже страдая, как Дора, рассеянным склерозом, плетется к неизбежной финальной кровушке.
Свиньи хрюкают, затворы клацают, чарльстон и сладкие стоны, доносящиеся из палатки «баронессы», бесят мужиков, жиголо плачут, консервы кто-то украл, а куриные тушки, приготовленные Дорой на ужин мужу, дозрели до консистенции синильной кислоты. К беспощадному финалу приходишь с чувством глубокого облегчения: скорее бы уж они все друг друга застрелили, утопили, отравили, да хотя бы и съели.
Между тем фильм Ховарда — не просто неубедительная вариация на тему «человек зол», а продолжение вполне почетной голливудской традиции. Голливуд вообще любит упиваться тем, как идет на дно европейская цивилизация: разве не за живописные картины разлетающегося вдребезги старомодного быта были увенчаны «Оскарами» «Титаник» и «Утомленные солнцем»? Теперь вот и Рон Ховард вложил свои пять центов в аксиому: дескать, чего хорошего можно ждать от Старого Света, вечно эти европейцы все испортят и загубят.