Вчера, за несколько дней до своего 55-летия, президент России Владимир Путин встретился с художественным руководителем Театра на Таганке Юрием Любимовым, которому несколько дней назад исполнилось 90 лет. Специальный корреспондент Ъ АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ считает, что вялый спор, который возник было между президентом и художником, рассудит время, которое работает, увы, против обоих.
Юрий Любимов еще только вошел в кабинет, как господин Путин рванулся ему навстречу и предупредил, что решено наградить Юрия Любимова орденом "За заслуги перед Отечеством". Идея, мне показалось, искренне понравилась Юрию Любимову. Но этим президент не ограничился. Сразу после того как Владимир Путин усадил гостя за стол, он обратил его внимание на скульптуру, которая стояла на этом столе. Скульптура изображала невиданную битву пернатых. В смертельной схватке сошлись сова и ястреб.
— В одном из последних интервью вы сравнили представителей власти с орлами,— напомнил президент режиссеру.
На лице Юрия Любимова отразилось смятение. Он в канун юбилея дал столько интервью, что в одном из них, наверное, и в самом деле не мог не сравнить представителей власти с орлами. Это произошло, видимо, в тот момент, когда все остальные темы и метафоры были уже исчерпаны.
Но теперь он не помнил этой метафоры, это точно. В крайнем случае не хотел вспоминать.
— Я хочу подарить вам композицию,— сказал господин Путин, странно улыбаясь.— Из нее видно, что орлы не всегда побеждают. Так что дискуссия будет продолжена.
Я пригляделся к скульптуре. Одну из ее главных героинь, сову, нельзя было спутать ни с какой другой птицей. А ястреба можно было спутать с орлом. Владимир Путин, собственно говоря, и сделал это. Он сделал это сознательно, так как хотел, чтобы его подарок безупречно соответствовал теме интервью. Если бы Юрий Любимов в интервью сравнил представителя власти с голубем или, например, с земляным червяком, Владимиру Путину было бы труднее подобрать соответствующую скульптуру. Скорее уж он подобрал бы другую цитату.
Я видел, что и скульптура, и тема разговора, и даже сам Владимир Путин застали режиссера врасплох, хотя в ожидании президента Юрий Любимов достаточно много времени провел в соседнем кабинете в беседе с председателем правительства Виктором Зубковым.
— И все же орел иногда может высмотреть сверху и клюнуть,— произнес Юрий Любимов.
Ничего личного, он просто поддержал этот разговор.
Он вообще, как потом выяснилось, пришел в этот кабинет не для того, чтобы разговаривать на тему взаимоотношений власти и художника, да еще в присутствии журналистов. Но господин Путин пришел сюда, похоже, именно для этого.
— Здесь орел внизу, так что бывает и такое,— заметил президент.
Ну что мог на это сказать великий режиссер?
— Да, бывает многое,— не спеша согласился он.— Главное — своя основа. Без основы заблудишься.
Они помолчали, думая, надеюсь, каждый о своем. Я не знаю, о чем думал Юрий Любимов. Но я не исключаю, Владимир Путин думал о том, что у него со вчерашнего дня есть основа. Ведь у него и в самом деле теперь есть "партия, рука миллионнопалая, сжатая в один громящий кулак". Он, может, думал о том, что "единица — вздор, единица — ноль", что "один, даже очень важный, не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный".
И еще он думал, что на самом деле стихи Маяковского морально совершенно устарели и что даже один может за пару месяцев довести показатели "Единой России" до предельных или, вернее, запредельных показателей.
— Жизнь вообще сложная штуковина,— вздохнул Юрий Любимов.
Теперь им уж вообще не о чем было спорить. Мне даже показалось, что не о чем и говорить, но господин Путин так не считал. Он спросил Юрия Любимова, как прошло празднование 90-летнего юбилея на Таганке.
— Меня очень порадовали. Была моя старая знакомая президент Финляндии Тарья Халонен. Моя знакомая порадовала меня. Она меня девять раз целовала! — с каким-то детским восторгом в голосе сказал он.
Я представил себе, как он считает про себя: "Один, два... девять!" Я чувствовал, как у меня в душе тоже нарастает какой-то странный восторг. Я постарался на месте разобраться в его причинах — и все понял. Мой восторг был вызван тем, что меня никогда в жизни девять раз за один вечер не поцелует президент Финляндии Тарья Халонен.
После рассказа о том, как Тарья Халонен пригласила театр Юрия Любимова на гастроли в Финляндию со знаменитыми таганковскими спектаклями. Героем одного из них является, как известно, Моцарт.
— Я люблю господина Моцарта,— признался Юрий Любимов.
И он рассказал, как он ставил в Венгрии "Дон Джовани".
— Было очень трудно: у них традиция петь по-венгерски, но Моцарт-то написал по-итальянски! — вроде увлекся режиссер, которому показалось, видимо, что он нашел тему, на которую можно говорить в присутствии журналистов достаточно долго и без театральных пауз.— При поддержке моих друзей, которые тоже были у власти (легкий, еле заметный акцент был сделан на слове "тоже".— А. К.), мы сказали, что Моцарт написал по-итальянски.
Господина Путина совершенно захватил разговор про Моцарта. У меня даже сложилось впечатление, что он буквально на днях либо посмотрел фильм про него, либо случайно прочитал книжку.
— Моцарта сложно ставить, потому что он сложный человек,— произнес президент.
Юрий Любимов внимательно посмотрел на президента, подумал и согласился:
— Да, он сложный господин, он такое иногда заявлял...
Таким образом, разговор про взаимоотношения художника и власти получил внезапное продолжение.
— Когда ему (Моцарту.— А. К.) самый главный господин сказал: "Не кажется ли вам, что нот слишком много?", Моцарт ответил: "Не беспокойтесь, ваше величество. Нот столько, сколько нужно".
Теперь уже произнести что-нибудь стоящее должен был президент.
— Он был человек с характером, это самое главное,— тихим голосом сказал Владимир Путин.
— Даже могилу его до сих пор ищут, он похоронен в братской могиле,— заметил господин Любимов, словно намекая на то, что такова участь всякого человека с характером.— Ах, если бы Моцарт вел дневник...
— Там была семейная драма,— взволнованно стал рассказывать господин Путин.— Он не захотел отцу подчиниться. Последние исследования показали, что вина родителей, в том числе отца, тоже есть в том, что Моцарт не был полностью здоровым человеком...
Я слушал все это и с недоверием оглядывался по сторонам. Мне казалось очень необычным, что я нахожусь в рабочем кабинете президента, и что сейчас самый разгар рабочего дня, и что вот я слышу все эти слова. Честно скажу, я не понимал, что происходит. О чем тут говорили эти люди в то время, как в соседнем здании другие люди решали, что федеральной тройки не будет, а список "Единой России" возглавит только один человек — тот самый, который тут жаловался Юрию Любимову на отца Моцарта? О чем они говорили, когда в то же самое время на этом же этаже Кремля уже больше часа за круглым столом в Екатерининском зале президента ждали члены его совета по физкультуре, спорту и подготовке к Олимпиаде-2014?
— Он (отец Моцарта.— А. К.) маленьким ребенком его таскал по городам, и Моцарт заработал много проблем,— во взгляде президента России я видел искреннее страдание, вызванное новейшими исследованиями.
— Его отец был таких старых, закоснелых представлений, а Моцарт одно время играл с квартетом, и когда кто-то опоздал, Моцарт начал за него играть, а отец ему это запретил, но музыканты за Моцарта вступились...— огорченно заметил Юрий Любимов.
И вдруг он посмотрел на нас и сказал Владимиру Путину:
— Может, уже...
И он сделал такое... подметающее, что ли, движение ладонью в сторону журналистов... Это движение ни с чем нельзя было спутать. Нам предложили выметаться. Признаюсь, силу такого движения я испытал на себе впервые.
Господин Путин пожал плечами. Потом, на встрече с членами совета по физкультуре, он внезапно сказал, что заседание будет открытым для представителей прессы и что они смогут находиться в зале столько, сколько захотят. Это, наверное, был утешительный приз.
Позже я узнал, что великий режиссер Юрий Петрович Любимов еще перед встречей очень просил дать ему хоть несколько минут посекретничать с президентом. Что-то он еще хотел донести до Владимира Путина. Или вынести — со встречи с ним.
Он бы в любом случае получил эти пять минут, а на самом деле гораздо больше.
Но режиссеру надоело ломать комедию.