премьера опера
Сегодня и завтра на сцене Государственного Кремлевского дворца будут идти "Паяцы" Леонкавалло в постановке Франко Дзеффирелли. За подготовкой интернационального спектакля (дирижер — итальянский маэстро Массимилиано Стефанелли, оркестр московского Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, хор Израильской оперы, певцы — из Италии, Америки и Южной Кореи) знаменитый режиссер наблюдал самолично. Вчера ФРАНКО ДЗЕФФИРЕЛЛИ провел в Москве пресс-конференцию, после чего дал эксклюзивное интервью СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ.
— Вы можете назвать самые яркие, на ваш взгляд, вокальные работы в ваших предыдущих постановках "Паяцев"?
— Ну, всех я сейчас и не перечислю. Каллас, Доминго, Паваротти, Стратас... К тому же я не всегда лично следил за тем, кто и как поет, потому что мои постановки ведь перемещаются по миру. Сегодня в "Мет", завтра в "Ковент-Гарден" и так далее. Вот Паваротти пару раз пел в моих "Паяцах", это я помню точно. И, конечно, Доминго — одна постановка "Паяцев" была сделана специально для него.
— И все же: был ли состав, который лично вас впечатлил особенно?
— Э, нет, не скажу. Это вам не конкурс красоты.
— Как вам видится теперешняя оперная публика в Италии?
— Очень хорошая. Очень многие оперу любят, очень многие ее для себя открывают. В Италии проблема, скорее, в том, что государство совершенно не поддерживает оперный театр.
— Вы с этим сталкиваетесь?
— А как же. Чтобы далеко не ходить: вот была сейчас пресс-конференция. Вы посмотрите на прессу! Ведь все-таки это событие международного значения: в Москве исполняют итальянскую оперу в постановке итальянского режиссера, с итальянским дирижером и с участием итальянских артистов. И ни одного итальянского журналиста. Никакой помощи от итальянского государства! Честное слово, такого политически отсталого государства, как теперешняя Италия, в мире больше нет.
— Раньше было лучше?
— Да, при Берлускони все было совсем по-другому. Я очень надеюсь, что он вернется, потому что сейчас эта кучка идиотов не думает о культуре совершенно.
— Ну а в других европейских странах?
— Везде к опере колоссальный интерес. Сейчас гораздо больше оперных театров и оперных спектаклей, чем лет двадцать назад. И в том числе, конечно, благодаря наплыву действительно отличных молодых певцов из Восточной Европы, и из вашей страны в особенности. Хоть опера как таковая по рождению — итальянская, сейчас она по-прежнему остается действительно интернациональным искусством. Это единственное, так сказать, международное оружие нашей культуры. А правительство этого совершенно не понимает.
— И все же в оперном театре происходит много нового...
— И ничего хорошего. На самом деле. Во всех этих новшествах нет никакого такта, это все глупости и невежество. Никакого ощущения культурного долга перед гениями прошлого, они просто делают, что им заблагорассудится. Это же безумие.
— Однако вопрос не только в новой режиссуре, но и в том, что сам репертуар изменился, и я имею в виду не только новые произведения. Много XVIII века, много барочных опер.
— Ну да, это такой исследовательский процесс. Все это очень любопытно, конечно. Мы сталкиваемся с очень интересными произведениями, которые не исполнялись столетиями. Но только, знаете, если вещь нерепертуарна — значит, на то скорее всего есть причины. Значит, она не может быть универсально и абсолютно успешной. Да, она может очень впечатлять, там могут быть крайне интересные моменты, какие-то красоты, но в целом, получается, она не сработала.
— То есть оперный репертуар, вы считаете, неизменен?
— Разумеется, он очень ограничен. Это нормально. Безусловно, можно обращаться к разным забытым шедеврам, но только они, как я говорил, чаще всего не без причины забыты. Ведь забытым шедевром никогда не станет "Травиата". Или "Аида". Или "Кармен". Все это совершенные произведения и такими они будут всегда. "Травиату" я ставил восемь раз — начиная со спектакля с Каллас. Тех же "Паяцев", кажется, двенадцать раз. Своей "Аидой" я открывал этот сезон в "Ла Скала", и это была моя шестая "Аида". То есть оперы не меняются — это мы меняемся. Я имею в виду в первую очередь самого себя, конечно. Каждый раз затрагиваешь что-то, что в прошлый раз было упущено из виду. Но в то же время сохраняешь то подлинно удачное, что было найдено в прошлые разы. То есть это преемственность и обновление одновременно.