Великий Барт

На 86-м году жизни после долгой болезни умер выдающийся российский театровед и популяризатор театра, крупнейший шекспировед и заведующий кафедрой зарубежного театра Российской академии театрального искусства Алексей Бартошевич.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

О профессоре Бартошевиче шутили, что он знает про Уильяма Шекспира больше, чем тот знал про самого себя,— это была хитрая шутка, если вспомнить все сложности «шекспировского вопроса». И почти официально, сокращая фамилию, в театральном обиходе звали Бартом — по созвучию с «Великим Бардом Эйвона», как поэтично называют англичане своего величайшего драматурга. Бартошевич стал не только главным специалистом по Шекспиру в России, всю жизнь он изучал историю интерпретаций шекспировской драматургии и шире — вообще историю европейского театра. Но и этого, конечно, не хватило бы для того, чтобы его уход как невосполнимую, катастрофическую потерю восприняли буквально все, кто имеет отношение к театру.

Дело в том, что Бартошевич был не только глубоким, внимательным исследователем, автором многочисленных книг и статей, но и великим, легендарным педагогом.

Преподавал он больше полувека, и можно сказать, что практически все из живущих, кто обучался театру в Москве, не только театроведы, но и режиссеры и актеры так или иначе прошли школу Бартошевича. А те, кто учились не в столице или профильного образования не имели, непременно стремились попасть на его лекции (ну или просто пообщаться с ним — благо он, словно переняв у своих героев английские манеры, был внимателен и неподдельно учтив с любым собеседником, независимо от его или ее возраста и статуса).

Его способ говорить, его характерные жесты, его умение увлечь театром и, заразив причастностью к истории мировой культуры, буквально довести аудиторию до слез, сделали его, не артиста по профессии и призванию, буквально театральной звездой.

Впрочем, сильные театральные гены у Алексея Бартошевича действительно были. По отцовской линии был внуком кумира совсем других времен, великого мхатовского артиста Василия Ивановича Качалова, а мать Алексея была сначала актрисой, а потом и суфлером Художественного театра. Они даже и жили совсем рядом с МХАТом, и в детстве Бартошевич много времени проводил за кулисами. Так что был театром буквально пропитан с ранних своих лет.

И как мало кто другой как бы воплощал самим собой удивительное умение театра связывать времена и эпохи, подниматься над суетным и сиюминутным.

В эпоху, когда институт личной репутации в обществе совершенно разрушен, говорить о безусловных авторитетах как-то неуместно. Но вот профессор Бартошевич действительно был для театрального сообщества абсолютным и непререкаемым — а в последние годы чуть ли не единственным — авторитетом, ни в чем постыдном не замеченным и неизменно внимательным и благожелательным к новым талантам.

Его приход на любой, не обязательно шекспировский, спектакль уже несколько десятилетий неизменно становился событием для его создателей. «Бартошевич в зале!» — передавали друг другу и взволнованные артисты, и просвещенные зрители. Теперь никогда не придет, и благодарный трепет испытывать больше не перед кем.

Эсфирь Штейнбок