«Страшно любил париться»

11 октября — неофициальный Международный банный день. Русская баня — это сложный культурный феномен. В XVIII–XIX веках она стала полем битвы между традицией и модернизацией, «дикостью» и «цивилизацией», гигиеной и нравами. Как иностранные путешественники воспринимали совместное мытье, почему аристократия сторонилась бань и как предприниматели превратили их в прибыльный бизнес — в материале «Коммерсантъ».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Весной 1761 года член парижской Королевской академии наук 39-летний Жан-Батист Шапп д`Oтрош приехал в Тобольск. Будучи священником и астрономом, он намеревался в Сибири наблюдать за Венерой, но решил не ограничивать свой научный интерес небесными телами и отправился в баню, где увидел тела вполне земных людей. И ужаснулся. Шапп мучительно потел в дыму и страдал от «растирания ветками» — так он назвал веник. Спустя годы парижский ученый опубликовал трехтомное сочинение «Путешествие в Сибирь», которое прочитала Екатерина II и возмутилась. Шапп называл русскую баню заведением опасным и нелепым. Но главное, баня, популярная у всех жителей России, включая царицу, с его точки зрения, была местом «беспорядочного поведения между полами».

На Руси издавна баня была средством личной гигиены.

Общественные бани начали строить с XI века. Европейцы относились к мытью и баням иначе. С XV по XVIII век Западная Европа, по выражению историка Жоржа Вигарелло, пребывала в «немытых веках»: люди меняли белье, избегая мытья в горячей воде, общественных бань и купален. Поэтому баня в России, куда представители обоих полов ходили вместе, их пугала как место дикое, связанное с пороком.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

М и Ж

«В городе в XV–XVI веках мужчины и женщины мылись в бане вместе,— рассказывает старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН Мария Васеха.— Совместное мытье объясняется не только нехваткой бань, хотя это тоже один из факторов, но и культурной традицией, поскольку банное пространство воспринималось как асексуальное, а посещение бани — как утилитарное действие, естественный процесс».

С совместным мытьем российские власти пытались бороться.

В 1782 году устав Благочиния запрещал мальчикам старше семи лет входить в женские отделения и девочкам — в мужские. Торговым (то есть общественным) баням предписывалось иметь отдельные помещения для мужчин и женщин, а посетителей должны были обслуживать сотрудники одного с ними пола. В некоторых банях вводили женские и мужские дни или часы посещения. Чиновники, например, обязывали владельцев бань разделять пространство. Как рассказывает Мария Васеха, чаще всего это сводилось к тому, что посреди мыльного помещения натягивали веревку. Очередь из голых мужчин и женщин с шайками шла вдоль этой веревки к единственному крану. Кое-где такую картину можно было наблюдать вплоть до второй половины XIX века.

Со временем бани стали обязательным элементом городской застройки. В торговых банях обычно имелась большая парная с полками. Посетители часто намыливались внутри, а обливались из ведер снаружи — во дворе или на берегу реки.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Веники для народа

В 1704 году Петр I ввел налог на бани. Царь знал: народ от бани не откажется. Первые общественные петербургские бани ничем не отличалось от старых московских. Обычно это было одноэтажное бревенчатое строение, разделенное на два помещения: раздевальное и мыльное, совмещенное с парилкой. Посетители раздевались, как правило, во дворе и оставляли одежду сторожу, родственникам или слугам (теплые раздевалки появились в столичных банях лишь в начале XIX века).

Что интересно, русская баня обязана своим развитием иностранцу — видному ученому Антонио Риберо Санчесу.

Он, в отличие от Шаппа, видел в русской бане пользу для здоровья. В 1731 году Санчес был назначен лейб-медиком Москвы, затем — русского двора и государственным советником. Он пропагандировал пользу русской бани для здоровья. Санчес первым из профессиональных врачей отметил, что работу бань должна контролировать полиция. Екатерина II с интересом отнеслась к его словам.

Профессор славистики Итан Поллок в монографии «Когда б не баня, все бы мы пропали. История старинной русской традиции» подчеркивает: «Пренебрежительные высказывания о мытье сближали русских аристократов с их европейскими современниками. Многие ученые мужи в Западной Европе первой половины XIX века отвергали новые медицинские идеи — в частности, предписание ежедневно принимать ванну».

В XVIII веке мытье среди просвещенных русских аристократов было не принято, а баня отождествлялась с простолюдинами.

Но это не единственная причина, по которой дворяне не спешили в городские бани. Помимо «плебейской привычки» дело было в указах, которые, как уточняет Мария Васеха, после больших и частых пожаров запрещали включать в городские усадьбы банные постройки. Следовательно, нужно было предложить принципиально новые условия, что и было сделано в XIX веке.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Мыльный стартап

Бизнес-идея посетила бывшего актера Силу Сандунова, грузина по происхождению. Они с женой открыли торговые бани на берегу реки Неглинки в районе нынешней Театральной площади. Чуть позже супруги приобрели обширный участок земли, где до этого располагались огороды бывшей Звонарской слободы, и там построили новые бани, получившие название Сандуновских,— они открылись в 1808 году. Сандунов впервые устроил в заведении мужское и женское отделения. Сандуны, как их прозвали, стали популярны среди москвичей любого достатка. Состоятельные господа шли в «дворянское» отделение. Рабочие и беднота — в «простонародное», за пятак.

Дворян ждали роскошные номера, в которые, по словам Владимира Гиляровского, «так и хлынула Москва» — с раздевальной зеркальной залой, чистыми простынями на мягких диванах, вышколенной прислугой. Гиляровский цитирует актера Ивана Григоровского, который рассказывает, как Пушкин «любил жарко париться» и «бросался в ванну со льдом».

Для строительства Сандунов использовал камень, а не дерево, поэтому баня устояла при пожаре 1812 года.

Сандуны не раз меняли своих хозяев и перестраивались. Бывал там и бас Федор Шаляпин, много лет проживший в Москве. Вспоминая об отце, Ирина Шаляпина писала: «Отец страшно любил париться в бане и приглашал своих товарищей разделить с ним это удовольствие. В Москве он был постоянным посетителем Сандуновских бань и ходил туда с целой компанией приятелей <...>. Будучи за границей, он хотел около своей дачи построить баню и страшно негодовал, что иностранные архитекторы не умеют сложить печку "каменку", а потому просил меня прислать ему чертеж "простейшей русской бани"».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Блеск и нищета каменки

В 1801 году Павел I издал указ об устройстве в Москве каменных торговых бань. К этому времени в Первопрестольной, по данным из книги Леонида Беловинского «Жизнь русского обывателя», было 63 бани, из которых 22 каменные, расположенные в центральных частях города, а 41 — деревянная. Из них 10 каменных и 11 деревянных принадлежали казне, прочие — купечеству.

Торговые бани работали три-четыре раза в неделю. В 1840-х они были разделены на четыре разряда — в зависимости от оказываемых услуг. Как пишет Поллок, гибкая система тарифов укрепила финансовую жизнестойкость городских общественных бань. В какую именно баню ходил в 1848 году неприхотливый Николай Чернышевский, студент Петербургского университета, неизвестно. Но он писал: «Много народу было, однако, ничего, вымылся, кажется, хорошо. Пошел, собственно, потому, что на подбородке стала от грязи дрань, руки слишком загрязнены от кисти до локтя, и свое дело в нужнике слишком делал грязно и неловко, так что все должен был чесать».

Тем временем условия в общественных банях вызывали вопросы, а врачи все громче говорили о важности гигиены.

Чиновники услышали врачей — и в начале 1870-х генерал-адъютант Федор Трепов приказал проинспектировать все петербургские бани. Проверка выявила много нарушений: печи плохо вентилировались, лестницы и перила рассыпались. Дорогие отделения удивили грязными простынями и выбитыми стеклами. И самое неприятное — отсутствие нужников. Созданная Треповым комиссия привлекла к работе архитектора Павла Сюзора, поручив ему спроектировать бани нового образца — современные и безопасные для всех слоев населения. И Сюзор спроектировал.

Одна из наиболее знаменитых его бань открылись в 1871 году на углу Мойки и Фонарного переулка. Ее владельцем был член-корреспондент Петербургской академии наук Михаил Воронин, специалист по микологии. Сюзора наградили за этот проект золотой медалью на Политехнической выставке в Вене, а Воронинские бани были признаны лучшими в столице. Заведение поражало роскошью: фонтаны, сводчатые потолки, три мраморных бассейна с регулировкой уровня воды и температуры, нескользкие асфальтовые полы. Топили березовыми дровами или бездымным углем. Состоятельные клиенты пользовались пятикомнатными номерами за шесть рублей. Публика попроще обходилась без излишеств, но и платила меньше.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Сюзор разработал систему вентиляции с подачей теплого воздуха. В каменках клали специальные выветренные гранитные валуны и чугунные ядра. Температура регулировалась: в парильных 38 градусов, в мыльных — 30, раздевальных — 25. В банях было устроено паровое отопление, разработано новое устройство печей, имелся собственный артезианский колодец. Дорогие номера освещались газовой бронзовой люстрой. За время мытья посетителю могли выстирать, высушить и погладить белье. Мочала в Воронинских банях были таких видов: лубочные, из рогожи и кокосовые. Вскоре в разных городах стали строить оздоровительные банные комплексы, отвечавшие требованиям гигиенистов.

За другими сюзоровскими банями, на Большой Пушкарской, закрепилось название шаляпинских. Именно туда любил наведываться Шаляпин после спектаклей, оканчивавшихся за полночь, когда бани уже закрыты. Но для почетного гостя делали исключение и отпирали. После бани царь-бас предпочитал хлебный квас.

Мемуаристы Дмитрий Засосов и Владимир Пызин в книге «Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX–XX веков; записки очевидцев» вспоминают о банях, построенных братьями Тарасовыми. Там существовали дешевые классы (5–10 копеек) и дорогие (20–40 копеек). Дешевые работали три дня в неделю, а 40-копеечные — всю неделю, кроме воскресенья. В дорогих веники выдавались бесплатно, а в дешевых за веник доплачивали копейку.

На рубеже XIX–XX веков в большинстве домов Петербурга ванн не было, а потому в банях существовали дорогие классы, отдельные, семейные (там дозволялось мыться мужчинам и женщинам), номера для зажиточной публики.

Солидных господ банщики обслуживали с особым рвением, помогали раздеться, вытирали, стригли ногти, делали массаж. Банщики жалованья не получали, довольствовались чаевыми. Работа у них была тяжелой, но в артели молодые деревенские парни рвались — доходы хорошие. К тому же при бане было общежитие для холостых и одиноких.

«Глубоко народной» назвал русскую баню философ Василий Розанов в очерке «О писателях и писательства». Он отмечал: «Москва померкла, но баня все стоит; вся Россия преобразована, но баня не преобразована. Баню очень старались "выкурить": Лжедимитрий игнорировал ее; "отечественные" писатели смеялись над нею <…>. Но баня устояла».

Сегодня дореволюционные бани обеих столиц лишь отдаленно напоминают о былом размахе, но интерес к бане не угас. Она по-прежнему и моет, и лечит, и успокаивает, и сплачивает, ведь именно там — без одежды и в пене — люди как будто и чище, и ближе.

Текст: Мария Башмакова