«Театр не может быть музеем, он меняется вместе с жизнью»
Худрук Александринки Никита Кобелев о молодых режиссерах, современном театре и отражении времени на сцене
Близкое знакомство Никиты Кобелева с Александринским театром состоялось в 2022 году. Тогда режиссер, работавший на тот момент преимущественно в Москве, поставил для Новой сцены петербургского театра спектакль «Тварь». Через год он занял должность главного режиссера Александринки, а еще через год — художественного руководителя. Режиссер уверен, что задача театра, как и любого искусства,— отражать время и помогать находить ответы на вопросы, которые мы задаем сами себе и которые, кажется, с течением времени особенно не меняются.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
— Этот год в Александринском театре объявлен Годом молодой режиссуры. В театре прошли и еще проходят лаборатории молодой и экспериментальной режиссуры. Какую цель вы перед собой ставили, когда задумывали этот проект?
— В первую очередь — найти новых молодых режиссеров для Александринки. Театр всегда должен обновляться, должны появляться новые имена, а новых режиссеров нужно выращивать. И, конечно, проводя лаборатории, мы хотели найти режиссеров, которых можно пригласить поработать в театр, сделать, по крайней мере, одну-две постановки.
Этим проектом, мы поддерживаем молодых режиссеров и помогаем им. У них есть шанс поставить то, что они хотят. Ведь режиссеры, попадая в театр, не всегда могут ставить то, что задумывают: у театра есть предложения, идеи, к которым приходится прислушиваться. А у нас они смогли сделать то, что хотелось им.
Мы, конечно, не всех, кто прошел лаборатории, сможем взять. Талантливых ребят много, но, может быть, другие театры обратят на них внимание.
В Александринском театре 2025 год, по инициативе президента театра Валерия Фокина, объявлен Годом молодой режиссуры. В рамках проекта Александринка провела четыре лаборатории: «Театр вне театра» (куратор Никита Кобелев), «Театр: алгоритмы будущего» (Анастасия Брюханова, Христина Отс), «Кинотеатр» (Кирилл Сбитнев) и «Сны Александринки» (Анастасия Антоненкова, Илья Пучеглазов).
— У театров сейчас действительно есть потребность в новых именах?
— Театру, как я уже сказал, нужно обновляться. Как каждый год набирают новых артистов, так и новых режиссеров нужно привлекать к постановкам. Молодым надо давать возможность войти в профессию. Они наше будущее. Я и сам был когда-то молодым режиссером, в которого поверили. Это очень важно.
— В рамках лаборатории «Театр вне театра» в Петербурге прошли показы эскизов спектаклей молодых режиссеров в разных локациях: в гостинице «Астория», в Инженерном замке, в культурном центре «Левашовский хлебозавод» и в ДЛТ. Какими эти спектакли получились?
— Достаточно разными, но в то же время есть какое-то сходство. Они все получились на исторические темы: о каких-то моментах в истории России, о реальных фигурах разных периодов. Мало такого именно художественно отвлеченного материала. Мы этого не задумывали… Любопытен интерес к истории. Возможно, это спровоцировано местами, которые мы предложили: когда режиссеры думали, что в них поставить, видимо, их мысль как-то вращалась вокруг документальных тем.
И в то же время видно, как каждый режиссер подходит к материалу, какими ключами открывают текст. Есть особенность, индивидуальность. Видно, у кого они учились: черты учителей иногда проглядывают.
В целом, по-моему, с большим интересом прошла лаборатория. И зрители были заинтересованы: многие говорили, что получились уже полноценные работы, почти готовые спектакли. Не просто эскизы, где актеры вышли с листочками и прочитали текст. Это полноценные постановки, в которых виден и режиссерский почерк. Я рад, что мои ожидания, которые у меня были перед началом, оправдались в полной мере.
— Я как раз читала отзыв театрального блогера про первый показ, что получился уже полноценный спектакль.
— Да, это абсолютно прекрасный эскиз.
Первой свой эскиз в рамках лаборатории «Театр вне театра» представила режиссер Анна Потебня, выпускница ГИТИСа (мастерская Юрия Бутусова). Показ спектакля «Сентиментальное путешествие» по роману Виктора Шкловского прошел в Бальном зале гостиницы «Астория». После завершения лаборатории в Александринке сообщили, что предложили режиссеру продолжить работу над постановкой для одного из пространств театра. Выпуск спектакля будет включен в репертуарный план текущего театрального сезона, премьера запланирована на лето 2026 года.
Эскиз к постановке «Сентиментальное путешествие» по роману Виктора Шкловского, режиссер Анна Потебня
Фото: Владимир Постнов / Александринский театр
Эскиз к постановке «Сентиментальное путешествие» по роману Виктора Шкловского, режиссер Анна Потебня
Фото: Владимир Постнов / Александринский театр
— Можем ли мы представить, что постановка останется в тех декорациях, в которых она была изначально задумана?
— Это очень сложно в техническом смысле. Мы каждый раз должны привезти свет, звук, поставить декорации. Это трудоемкая история для нас. Показы лаборатории все-таки были разовой акцией: мы вышли немного за пределы театра, подключили другие пространства. Александринский театр и так знают, но такие акции еще больше привлекают внимание к тому, что в нем происходит сегодня.
— Какой спектакль понравился вам больше всего?
— Все показы были любопытные, интересные, но мне, наверное, ближе первый и второй.
— На недавнем творческом вечере, посвященном Юрию Бутусову, Андрей Могучий сказал, что их поколение режиссеров в 1990-х ставило спектакли о том, о чем раньше ставить было нельзя. Вы сейчас много взаимодействуете с начинающими режиссерами. Как вы видите, о чем ставит новое поколение, которые только входит в профессию? О чем они хотят говорить?
— Отражать время. Так или иначе, в любом случае режиссер отражает на сцене настоящее. Это часть нашей профессии, это зашито в ее ДНК — отражать время в искусстве. Другое дело, какими путями это сегодня делать. Молодые режиссеры ищут свой путь. Видите, у них есть интерес к истории: ведь не мы предлагали материал для эскизов, это были их идеи. Видимо, конфликты прошлого близки нам сегодня. Те вопросы, которые они задавали, ими задаемся мы сейчас.
— Через прошлое прощупывают настоящее?
— Да, такой, видимо, метод.
— Если говорить о вас и о вашем поколении. На какие темы ставите вы и ваши коллеги по цеху? Видите ли вы какую-то закономерность в выборе тем для размышлений на сцене?
— Мне кажется, все режиссеры разные. Не могу сказать, что есть какая-то общность. Каждый движется по своему пути. Все диктует время, от него все зависит. В 1990-х было общее ощущение смены парадигмы, изменений. Сейчас другое время — это очень сильно влияет. Общий социальный климат, конечно, сказывается на театре, на историях, которые рассказываются.
— О чем сегодня именно вам важно говорить со сцены?
— О тех же вопросах, которые мы все задаем: что делать? как быть? какие жизненные стратегии выбирать? как этот выбор сделать? И я тоже обращаюсь к истории: в том сезоне я выпустил спектакль «Екатерина и Вольтер»
Спектакли на историческую тему, которых раньше, кстати, не так много было,— это особенность Петербурга. В Москве мне кажется это не так. Я много времени провел в Москве — там история не так сильно интересовала. В Петербурге и у зрителей есть к этому большой интерес. Мы ищем аналогии в прошлом, ищем каких-то ответов.
Никита Кобелев окончил режиссерский факультет ГИТИСа мастерскую режиссера Олега Кудряшова. После выпуска, в 2012 году, тогдашний художественный руководитель Театра им. Маяковского в Москве Миндаугас Карбаускис (ушел из театра 25 февраля 2022 года) пригласил начинающего режиссера поставить спектакль «Любовь людей» по одноименной пьесе драматурга Дмитрия Богославского. Эта постановка до сих пор идет на московской сцене. В Театре им. Маяковского Никита Кобелев проработал до 2020-го. Первый спектакль для Александринки режиссер поставил в 2022-м — «Тварь» по одноименной пьесе Валерия Семеновского, идет на Новой сцене театра. Постановка стала лауреатом премии «Звезда театрала» в номинации «Лучший спектакль. Малая форма». В 2024 году режиссер представил постановку «Воскресение» по мотивам романа Льва Толстого, в 2025-м — «На дне», это театральная фантазия по мотивам пьесы Максима Горького. Спектакли Никиты Кобелева идут в разных городах России: «Человек, который принял жену за шляпу», «Бердичев» в Театре им. Маяковского (Москва), «Лягушки» в Псковском академическом театре драмы, «Дачники» в Драматическом театре «Старый дом» (Новосибирск).
Фото: Владимир Поснтнов / Александринский театр
Фото: Владимир Постнов / Александринский театр
Фото: Владимир Постнов / Александринский театр
Фото: Владимир Постнов / Александринский театр
Фото: Анастасия Брюханова / Александринский театр
Фото: Анастасия Брюханова / Александринский театр
— А о чем сегодня хочет видеть и слышать зритель?
— Есть интерес к честности, к искренности, к чему-то настоящему. Не могу сказать, что есть конкретная тема. Интерес к классике постоянно сохраняется. Русская классика — то, что зритель хочет смотреть и готов смотреть, как в классическом прочтении, так и в адаптации, в современной интерпретации. Я думаю, сегодня люди ходят в театр, потому что ищут ответы на свои вопросы.
— То есть нет такого, что приходят, наоборот, отвлечься от реальности?
— Я не вижу так ситуацию. У нас много серьезных спектаклей, и все пользуются популярностью.
— Александр Малич недавно сказал, что ваши постановки отвечают на вопрос: «Какой должен быть театр сегодня?» У меня вопрос к вам: какой должен быть театр сегодня?
— Театр сегодня очень разный. Если говорить про меня, то я пытаюсь классический текст сделать про сегодня. Но сделать это деликатно, чтобы не потерялось важное и ценное, что изначально есть в тексте. Сделать со вкусом. Мы в любом случае пытаемся понять про нас, через тексты, написанные 100–150 лет назад. Нужно найти такое к ним отношение, чтобы эти тексты не придавливали тебя, но важно выявить, то что их делает великими и пережившими свое время.
Театр сейчас использует разные средства: я люблю использовать и видео, и новую музыку, и сценографию, которая бы отвечала современности. Думаю, что сегодня визуальность стала важнее, чем какое-то время назад. Актерская игра сегодня меняется: уже не очень принято играть как раньше, когда все ярко, драматично, с надрывом. Сегодня и зритель по-другому воспринимает эмоции, природу чувств. У театра много аспектов.
— В современном театре, кажется, без музыки и видео уже нельзя. Классические спектакли уже не в тренде?
— Почему? Можно… Но театр всегда вбирает то, что происходит в мире, новые средства, которые появляются. Я ничего не имею против любых нововведений, главное, чтобы они были осмысленны и органичны для выбранной темы. Это вопрос точного отбора выразительных средств.
Театр не может быть музеем: он меняется вместе с жизнью. При этом его суть для меня остается прежней. Но когда постановка сделана современно, мне кажется, логично, что это интересно.
Не все театры в эту сторону идут. Александринка, так повелось с Валерия Владимировича Фокина, старается быть актуальным театром. У нас ставятся большие классические произведения, но мы пытаемся найти к классике новые подходы. Это и продолжение традиций Мейерхольда. Но все новое должно быть профессионально и убедительно сделано, а не просто «я так хочу, я так вижу».
Конечно, может быть и классический спектакль, без всех элементов. Но будет ли он интересен? Возможно, на малой сцене. Но для большой этого уже мало.
— Наверное, и те театры, которые не идут в эту сторону, остаются менее заметными.
— Да, наверное, в целом так и есть. Странно, что мы живем одной жизнью, а приходим в театр — а там все так же, как 50 лет назад, будто машина времени. Это не значит, что артисты должны ходить в современных костюмах или что нужно всю сцену забить видеопроекциями. Так тоже можно потерять суть театра — диалог со зрителем, контакт человека с человеком.
Это вопрос театрального мышления: режиссер должен понимать, как все соединить. Есть такое понятие «гезамткунстверк», Вагнер его ввел,— соединение всех искусств в одно (концепцию гезамткунстверк определил композитор Рихард Вагнер в середине XIX века, она основывается на равноправном взаимодействии искусств.— «Ъ-СПб»). Мне кажется, театр в эту кросс-жанровую сторону движется: когда в драматическом театре поют, когда танец соединяется с драмой, когда в постановках становится больше видео или влияния современного искусства. Конечно, просто разговорный спектакль сегодня уже редкость, особенно на большой сцене. Большая сцена требует соединения разных искусств.
— Театральный мир, как, наверное, любую сферу, перетряхнуло за последние три года: отъезд режиссеров, актеров, снятие спектаклей с репертуаров. Вы как-то сказали, что «сейчас, наверное, не будет времени расцвета, сейчас время работы на будущее». Но ведь времена, которые принято называть «сложными», будто наоборот дают почву для чего-то нового. Почему вы считаете, что сейчас время работы на будущее?
— В одночасье новые люди не появятся. Я говорю про будущее поколение. Сейчас в театр входит много молодежи: им нужно время адаптироваться, набраться опыта, накачать мышцу, условно говоря, сформироваться. Это не может произойти за один-два года. И поэтому, в том числе, мы помогаем молодым режиссерам. Сейчас те, кто был раньше подающими надежду, выходят на первый план. Это тоже естественное развитие. Театр живет, театр работает, много интересного появляется и сегодня.
— В 2024 году, когда вас назначили художественным руководителем, вас многие спрашивали, что же изменится в Александринке. Вы тогда говорили, что в ближайшие полтора года в работе театра ничего не изменится, никакой смены парадигмы не будет. Уже прошло больше года с вашего назначения. Какие изменения планируются? Или, может быть, они происходят уже сейчас?
— Мне изначально нравится тот курс, которым шел театр. Мы двигаемся тем путем, который задал Валерий Владимирович. И что-то добавляем. Вот лаборатории, мне кажется, это новый воздух. И мы серьезно ими занялись. Такого, чтобы лаборатории Александринки шли в разных пространствах города еще не было.
Основной курс — работа большой сцены, работа Новой сцены — выстроен очень правильно. У Валерия Владимировича учиться надо, как строить театр, и я рад, что у меня есть эта возможность.
— Бывает ли такое, что вы спорите с Валерием Владимировичем о репертуаре?
— Практически нет. Я не помню, чтобы мы в чем-то не сошлись за это время. Я знаю его вкус, понимаю, какая стилистика здесь. Я же согласился на эту должность не только, потому что это престижно. Мне нравится, как этот театр построен: я понимаю, на каких основах он стоит, и они мне очень близки. Здесь точно не надо ничего менять, ломать или улучшать. Надо держать планку, двигаться в том же направлении.
— Сейчас много разных форматов спектаклей: променады, концерты, подкасты. Может ли, например, спектакль-променад появятся в репертуаре Александринки?
— Мне кажется, время променадов уже ушло. Мы играем спектакли и так в разных пространствах исторического здания и Новой сцены. Новостью все-таки является талант режиссера, а не место постановки.
Мы стараемся, чтобы постановка соответствовала сцене: если мы делаем для исторической, то ставим классические тексты, в основном русскую классику (мы все-таки национальный театр). На Новой сцене, в небольших пространствах, ставим документальные истории, экспериментальные работы, работы, которые связаны с новым театральным языком. Отыскиваем необычный материал, который давно не ставили или редко ставили. Это просто разные форматы: на 1000 зрителей, на 200 или на 30. И художественному руководителю, конечно, важно разбираться, что для какого зала подойдет, какая история на какую аудиторию рассчитана.
— Как часто вы пересматриваете свои спектакли?
— В Александринском театре постоянно, потому что репетирую с артистами, ввожу новых актеров на роли. В других театрах, конечно, нет — очень редко слежу за ними. В МХТ им. Чехова идет мой спектакль, в Театре им. Маяковского в Москве — несколько спектаклей, которым уже десять лет и больше. Когда я выпустился из ГИТИСа, поставил несколько работ, которые до сих пор очень востребованы и сейчас даже новый виток интереса проживают.
— На сборе труппы Александринки вы рассказали, что у вас в планах спектакль для большой сцены «Последний год», который будет поставлен по роману Юрия Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара» об Александре Сергеевиче Грибоедове. Что это будет?
— Пока не хотелось бы много о ней говорить. Это премьера следующего сезона, активная работа начнется только весной. Сейчас мы думаем над материалом и концепцией.
Я думаю, не так много людей знают подробно о Грибоедове, он находится немного в тени своих современников: Пушкина, Гоголя, Лермонтова. А мне кажется его личность очень примечательной. У него была очень интересная жизнь. И будет интересно поближе познакомиться с ним, понять его.
— Вы обычно переосмысливаете классику и работаете с драматургом, переписывая какие-то фрагменты в пьесу. Здесь будете делать так же?
— Нет, здесь в этом нет нужды: уже есть прекрасный роман Юрия Тынянова 1928 года. Время модернистской прозы. Это уже современный взгляд на прошлое, и он остается современным и сейчас. В этом романе много исторических фигур: Пушкин, Николай I, Чаадаев, Ермолов, Крылов, Глинка и многие другие. Для Александринки историческая тема всегда была одной из ведущих, и здесь мы тоже идем по этому пути.
— В декабре у вас планируется премьера спектакля в Театре им. Камала в Казани. О чем будет этот спектакль?
— Это спектакль по роману нобелевского лауреата Орхана Памука «Музей невинности». История любви в Стамбуле в 1970–1980-е годы. История о памяти, о времени, о том, как оно уходит, о любви, которая не случилась, а могла быть. О таких вот человеческих вещах. Это будет спектакль на татарском языке: Турция и Татарстан — в чем-то похожи, мне кажется.
— Вас пригласили ставить?
— Да, а я предложил этот материал. Мне очень нравится этот роман: я его давно прочел и был совершенно им заворожен. Когда меня пригласили, подумал, что вот она — хорошая возможность поставить именно его. Я вообще люблю ставить романы.
В Казани этот спектакль логичен. Не уверен, что нашим артистам было бы органично играть турок. Хотя в Пскове я поставил спектакль по роману китайского автора. Но вот с «Музеем невинности» хотелось более близкой аутентичности добиться.
— Какого автора вы бы хотели поставить, но пока откладываете на потом?
— Чехова, наверное. Я серьезно не занимался Достоевским, Шекспиром. Это все такие театральные авторы… Но вот пока до них руки не дошли.
— Как вы изменились после ухода из Театра им. Маяковского и за время работы в Александринке? Как изменились темы для постановок?
— Ты входишь в контакт с местом, должность тебя воспитывает. Понимаешь, что надо взрослеть, где-то жестче становиться в каких-то вопросах — здесь другого рода ответственность.
Ты слушаешь театр, начинаешь чувствовать, что здесь уместно, правильно, что здесь можно поставить. Александринка порождает интерес к большому повествованию: сама сцена вынуждает делать что-то большое. «Воскресение» и «На дне», сейчас готовящийся спектакль,— это такой большой формат, в котором я тоже разбираюсь, приноравливаюсь к нему.
Это сцена вообще особенная: в Москве все залы плюс-минус похожи на МХТ. А в Александринке итальянская коробка. Все-таки архитектор итальянец — Карло Росси (здание Александринского театра построено в 1832 году по проекту итальянского архитектора Карла Росси.— «Ъ-СПб»). Здесь не только драматические спектакли могут идти: еще не знали психологического театра, когда ее строили. Здесь большое зеркало сцены… Особенная сцена, таких нет больше. Поэтому тут особая форма существования, особый стиль. Я это тоже разгадываю, и это тоже меняет мой язык.