выставка иконопись
В Инженерном корпусе Государственной Третьяковской галереи открылась выставка "101 икона из Ярославля" — очередная, 29-я, экспозиция цикла "Золотая карта России", посвященного главным музеям российской провинции. Коллекцию икон из Ярославского художественного музея рассматривала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Ярославский художественный музей, основанный в 1919 году, может похвастаться многими ценными экспонатами, будь то замечательное собрание полупримитивистского "мещанского портрета" XVIII-XIX веков или отличная коллекция русского авангарда. Но на "Золотой карте России" музей предпочел показать только иконы из действительно уникального собрания, представляющего одну из самых ярких в России ярославскую школу иконописи. Почти все иконы попали в музей из многочисленных городских храмов. Богатый купеческий город на Волге активно возводил церкви — к началу XVIII века в Ярославле было более сорока каменных храмов.
Большинство досок — иконы с обрамляющими основной образ многочисленными клеймами, представляющими, например, житие изображенного на иконе святого, обращенные к нему молитвы или же историю чудотворного образа, который воспроизводит центральная часть. В ярославских иконах, представленных на выставке, эти клейма отличаются удивительной подробностью. Чаще всего для изложения сюжета нужно около полутора десятков миниатюр, но в некоторых иконах количество клейм достигает полусотни. Так, например, в "Святителе Иоанне Златоусте" первой половины XVII века житие святого излагается в 52 клеймах, история чудотворной иконы Богоматери Толгской конца XVIII века рассказывается в 44 миниатюрах, изобилующих всевозможными чудесами — видениями, исцелениями и изгнаниями бесов. А 36 картинок рамы от иконы "Спас Вседержитель" переплетают канонический сюжет страстей Христовых с историей некоего живописца Анании, посланного эдесским царем запечатлеть с натуры облик Иисуса, но так и не сумевшего это сделать. Сжалившийся над ним Христос подарил ему плат с нерукотворным образом. И история чудес, совершенных этой иконой, переплетается с евангельским сюжетом.
Ярославские иконы словно бы созданы не только для того, чтобы на них можно было молиться или любоваться ими, но и для того, чтобы с увлечением их рассматривать, узнавая множество новых историй. Жития святых тут обретают увлекательность приключенческого романа, а истории всевозможных чудотворных икон превращаются в исторические хроники. Иконы переполняют всевозможные персонажи и детали, а знакомые сюжеты Священного писания рассказываются во всех подробностях. Если уж "Рождество Христово", то с волхвами и пастухами, избиением младенцев и бегством в Египет, так, чтобы можно было рассмотреть все самоцветы на дарах волхвов, все детали вооружения иродовых солдат и все перья на ангельских крыльях. "Богоявление" (икона Андрея Савина 1692 года) дополняется множеством сцен, показывающих предшествующие евангельские события. Тут и искушение Христа в на удивление зеленой, похожей на луг пустыне, где можно различить каждую травинку. И искушение Христа на крыше храма, с которой заодно открывается чудный вид на город с множеством куполов и шпилей. Да и искусителя можно рассмотреть во всех подробностях — жилистого, с заостренным черепом и куцыми чешуйчатыми крыльями, совсем не похожими на роскошное оперение ангелов. В ярославских иконах уже не осталось ничего обобщенно-условного: вместо "иконных горок" — цветистые архитектурные фантазии, где русские маковки соседствуют с готическими башнями и ренессансными фасадами, а одеяния героев икон, сохранив канонические цвета, изукрасились затейливыми орнаментами.
Иконописцы словно бы стремятся включить в канонические образы все те новые сведения о меняющемся и расширяющим свои границы мире, которые наверняка завораживали жителей города, в ту эпоху находившегося на перекрестке торговых дорог, связывающих Москву с Западной Европой и северные страны — с Востоком. "Вход в Иерусалим" из праздничного чина середины XVIII века позволяет рассмотреть город, чьи башенки напоминают и европейские средневековые замки, и восточные минареты, и вполне достоверные пальмы.