фестиваль театр
Самый крупный литовский фестиваль, возникший четыре года назад по инициативе Театра Оскараса Коршуноваса, в этом году объявил, что сквозной темы у фестиваля не будет. Побывав в Литве, АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА пришла к выводу, что это не так.
Международная часть программы впечатляет своим размахом: она открылась совместным проектом фестиваля Sirenos и программы "Вильнюс — европейская культурная столица-2009" — спектаклем-инсталляцией бельгийца Яна Фабра "Реквием метаморфозе", а закроется 30 сентября не менее экстремальной постановкой итальянца Ромео Кастеллуччи "Tragedia Entogonidia" (после чего этот спектакль покажут в Москве на фестивале "Территория").
В литовской части программы сочетаются и почти дебютные работы, например спектакль "Вместе", сделанный дебютировавшей в режиссуре театральной художницей Жюрайте Паулюкайте и Даиниусом Гавенониусом, и спектакли молодых, но уже маститых, таких как сам Оскарас Коршуновас, показавший "Путь в Дамаск", поставленный в театре Клайпеды, и старшего поколения — виртуозного Валентинаса Масальскиса, сыгравшего на фестивале свой моноспектакль "Я, Фейербах", по сути, ставший мастер-классом актерского искусства.
Что касается единой темы, она, как выяснилось, у фестиваля была. Тема эта — человек и смерть. Возможно, где-нибудь в другом месте уже сами афиши и пресс-релизы, предлагающие посетить спектакли, а потом еще подискутировать о смерти в фестивальном клубе, отдавали бы безвкусицей. Только не в Литве! Здесь о смерти говорят с философским хладнокровием и вежливой заинтересованностью.
После экстремального "Реквиема" Яна Фабра (см. Ъ от 25 сентября) тему подхватил тихий спектакль "Вместе" — экспериментальная работа, основанная на современном переложении старинной литовской притчи, в которой два старика, запертых в амбаре с заевшей дверью, то ожесточенно ругаются, то предаются воспоминаниям, то дремлют. И вскоре в полной темноте, подсвеченные одним лучом, возникают их альтер эго — два гойевских призрака, выполняющие таинственные пластические па.
Летальный исход оказался у ибсеновских "Привидений", поставленных в Молодежном театре Вильнюса недавним выпускником Литовской академии театра и музыки Агниусом Янкявичусом. Молодые актеры в современных костюмах и почти без декораций играют текст Ибсена, как играли бы новую драму,— на нервном пределе, с резкими переходами от реализма к гротеску. Неясный, открытый финал в острой постановке оказался неуместен, и потому фру Альвинг, у Ибсена не решающаяся дать сошедшему с ума сыну яду, в спектакле засовывает ему в рот целую пригоршню смертельных капсул.
Кому хватает сил удержаться от чрезмерности, и впрямь балансируя над пропастью, так это французу Валери Делуансу, автору самого необычного спектакля фестиваля — "Монологи в Море-сюр-Рагуз" ("Monologues a Moret-sur-Raguse"). В сущности, это даже и не спектакль, а, как сказано в буклете, театральная инсталляция по пьесе Патрика Керманна "Шепоты умерших". Сам автор называл свою пьесу ораторией, однако артистов в спектакле Делуанса нет, есть только их голоса, звучащие из-под могильных плит. На фестивале этот тур по воображаемому кладбищу был организован так: в сумерках на одну из центральных площадей приезжал автобус с темными шторами. Войдя в него, ваш корреспондент обнаружил рядом с собой муляж пожилой женщины, в старомодной шляпке, с желтым одутловатым лицом. Так начинается путешествие в провинциальный город, о котором рассказывает закадровый голос ведущего. Автобус кружит по вильнюсским улочкам, а на небольшом экране мелькают старые дома, заброшенный парк — невидимый ведущий вспоминает город своего детства. В этот город зрители попадают, выйдя из автобуса. В темноте ночного парка вспыхивают огни — воскресшие в памяти рассказчика островки прошлого. В ярко освещенных выгородках восстановлен послевоенный быт провинциальных буржуа, да и сами они, изможденные и не слишком обаятельные, отдыхают за поздней трапезой или отчужденно сидят по разным углам спальни.
До того как создать свой "Театр внутренних монологов", Валери Делуанс был клоуном и актером, потом стал снимать короткие фильмы, оттого его выгородки напоминают кинопавильоны. Эффектными кадрами была бы и кульминация спектакля: невдалеке от павильонов под деревьями видны кресты и надгробия с горящими свечами. Тишина сгущается, зрители жмутся друг к другу, и в этой тишине начинает звучать голос одного из тех, кто лежит под могильной плитой.
"Мне всегда не нравилось, почему, особенно в провинции, ни о чем, что для нас важно, нельзя говорить при жизни, только после смерти?!" — объяснил мне шепотом сам режиссер, переводя текст, который звучал на литовском. Голоса умерших в его спектакле говорят как раз о том, что наболело при жизни: девица тоскует, что не испытала секса, а другая рассказывает, что познала в этом городе всех мужчин, от мэра до последнего солдата. Так постепенно, по обрывкам фраз складывается история жителей города, нелепая и невеселая, как многие житейские истории.
Эта часовая ночная прогулка по кладбищу не вызывает ни отвращения, ни ужаса, а лишь поэтическую ностальгию и сострадание к этим вымышленным людям. Их тихие монологи притягивают куда больше, чем эпатажные виртуозные фокусы со смертью в спектакле Фабра. Последним аккордом, то есть последним надгробием "Монологов" становится камень с надписью "P. K. 1959-2000" (драматург Патрик Керманн покончил с собой в 2000 году, так же как один из героев его "Шепотов"). Этот камень молчит. Валери Делуанс предлагает публике пройти в импровизированный бар, выпить по бокалу вина. После чего автобус отвозит зрителей в центр ночного Вильнюса.
Впрочем, было бы несправедливо считать, что смерть стала главной и единственной темой Sirenos. Кто напрочь выбивался из этого тихого, сумрачного настроения, так это спектакль Цезариса Граужиниса "День Литвы", поставленный в жанре стендап-комеди. Два часа подряд четыре молодых актера отчаянно спорили, пытаясь выяснить место Литвы в современном мире. Судя по фестивалю Sirenos, место отнюдь не на окраине.