выставка фото
В Музее архитектуры открылась выставка Донаты Пицци "Метафизические города" — фотографии итальянских городов, построенных в муссолиниевский период. На выставке побывал ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Выставку показывали на Триеннале в Милане, Берлине, Рио-де-Жанейро и дважды в Японии, теперь благодаря содействию культурного центра Италии в Москве и концерну ENI она приехала в Москву. На выставке представлено около 40 больших (1,5х1,5 м) фотографий и около 60 малого формата. Доната Пицци, фотограф и историк из Рима, делала их в течение десяти лет. Города Италии, Греции (остров Родос и соседние), Ливии, Эфиопии и Эритреи, где существовала в 1930-х годах империя Муссолини.
Обычно мы примерно понимаем, чего ожидать от итальянской выставки, но трудно сказать заранее, что ожидает на выставке муссолиниевской архитектуры. Это период практически неизвестный в России, да и в самой Италии это до определенной степени репрессированный материал, им мало кто занимается, о нем нет публикаций, и каталог выставки Донаты Пицци, выпущенный издательством SKIRA, едва ли не первое открытие этого художественного пласта. Тем сильнее эффект, который производит выставка.
Итак, во-первых, неизвестный материал. Во-вторых, невероятно качественная архитектура. В-третьих, великолепные фотографии, тут можно учиться тому, как вообще следует снимать архитектуру. То есть все, чего можно ожидать от архитектурной выставки, присутствует здесь в превосходной степени, и трудно вспомнить, когда выставка такого качества последний раз бывала в Музее архитектуры.
Более или менее известна парадная архитектура Муссолини, район EUR в Риме. Она похожа на сталинскую, хотя абстрактнее по формам и острее по композиционной логике. Но здесь речь идет о малых городах — Латине, Помеции, Сабаудии, Понтинии, по сути, рабочих поселках, построенных к югу от Рима, на месте знаменитых своей лихорадкой понтийских болот, которые были осушены при Муссолини, а еще на Сицилии, в Сардинии и т. д. Здесь у архитекторов были не столько идеологические, сколько цивилизационные задачи. И то же в Греции, Ливии, Эфиопии и Эритрее. Поселки шахтеров, поселки при заводах, военные части на окраинах империи, городки на 10-15 тыс. жителей — следы практически той же индустриализации и колонизации, которая происходила в то же время в СССР. Но у этих городов поразительный образ.
С одной стороны, это авангардные города. Постройки ди Фаусто в Джеддаиме (Ливия) и на Родосе, Мураторе в Кортогиане (Сардиния), Петруцци в Сегеции, Петрарки в Портолаго на Леросе (Греция) очень напоминают работы братьев Весниных, Ильи Голосова, Моисея Гинзбурга, Александра Гегелло конца 1920-х — начала 1930-х годов. Пожалуй, тут становится понятным устойчивый интерес итальянцев к наследию нашего конструктивизма, который они начали публиковать едва ли не первыми на Западе: их собственная архитектура этого времени была под идеологическим запретом, они искали нечто близкое. Нашим авангардистам в этом смысле повезло: Сталин эту архитектуру запретил, и она приобрела статус жертвенности, а Муссолини поддержал, и она стала выражением фашизма. Иллюстрация того, насколько случайно любое соединение архитектуры с политикой, и насколько это несправедливая случайность. В художественном отношении итальянская архитектура ничем не уступает русскому авангарду.
Но кроме авангардности здесь есть другая тема, сообщающая материалу дополнительную притягательность. Все же русские конструктивисты, когда им удавалось строить свои поселки для рабочих, настолько увлекались пафосом индустриализации, что создавали глубоко антигуманную среду — ряды одинаковых барачного типа домов, расставленных, как контейнеры на складе, по прямоугольной стеке. Здесь авангард сохраняет обаяние маленького итальянского города. В каждом городе пьяцца, окруженная аркадой, в каждом — церковь, кампанилла, и даже суд и райком фашистской партии выглядят как традиционные палаццо коммунале и палаццо джустиция ренессансных городков. Площади неправильной формы, сложные ракурсы, неожиданное столкновение масштабов — отчасти это напоминает сценические декорации к итальянской драме.
Причина этого особенного поворота в том, что вся эта архитектура вдохновляется метафизической живописью, прежде всего картинами Джорджо де Кирико (откуда и название выставки — "Метафизические города"). Метафизическая живопись — итальянский вариант сюрреализма, несколько затененный французской школой. Но французам и мечтать не приходилось о том, чтобы их живопись так вдохновила архитектуру, Ле Корбюзье если обратил внимание на сюрреализм, то уже в послевоенный период. Опять же если бы не Муссолини, итальянцам следовало бы заявить об особом художественном направлении — архитектуре сюрреализма и прославиться этим на весь мир, поскольку больше ни в одной стране не удалось так перенести образный строй этого направления в систему архитектурных форм. Но они не могут из-за боязни пропаганды фашизма. Опять же отчаянно несправедливо.
Это практически единственная в ХХ веке архитектура, которая родилась из живописи. В других школах она рождалась из дизайна, технологии, функции, и только у итальянцев — из картины, так, будто на дворе не ХХ век, а эпоха Ренессанса, когда картины Пьеро делла Франчески и Мазаччо определили образный строй Брунеллески и Альберти. Это чрезвычайно важно. У архитектуры, идущей от живописи, особый строй, она ставит во главу угла эстетический принцип. Есть простой критерий качества архитектуры: можно ли ее нарисовать так, чтобы получить что-то пристойное. Любой ученик художественной школы, нарисовав готический собор, получит что-то, что с удовольствием повесят в кафе, но, будь ты даже Рембрандтом, у тебя все равно не выйдет ничего путного из хрущевской пятиэтажки. Так вот здесь целые города — города для рабочих строились исходя из эстетического строя живописи, и это дает эффект поразительного качества.
Впрочем, тут трудно судить с полной уверенностью, слишком уж хороши фотографии Донаты Пицци, и возможно, дело в них. Она снимала "метафизические города" так, чтобы обратно получить картины де Кирико. Как и на этих картинах, на фотографиях нет ни одного человека, и надо отдать ей должное, потому что это трудно, снять площадь итальянского города, чтобы там никого не было. Я думаю, это надо делать часа в четыре утра. С Ливией и Эфиопией проще, днем там все вымирает от солнца, но невольно сочувствуешь человеку, который работает на 60-градусной жаре. И ищет те же ракурсы, те же детали, тот же образный строй, что когда-то искал в Сиене и Лукке де Кирико.
Находит. Но тут возникает дополнительный эффект. Фотография много в чем проигрывает живописи, но выигрывает в том, что в ней есть темы путешествия и свидетельства. По настроению эти фотографии немного напоминают фильм Антониони "Профессия — репортер". Где-то в Африке, где-то нигде есть миры, в которых никого нет, и там ты — некто ты переживаешь состояние того одиночества, в котором сама физика мира приобретает оттенок метафизической очищенности и пустоты. Не знаю, этого ли эффекта добивались архитекторы, строившие эти города, но они, безусловно, должны быть благодарны Донате Пицци — она их воскресила. И это оказалось настолько сильным художественным образом, что захотелось немедленно отправиться в сталинские рабочие поселки и срочно смотреть, что там. Вдруг такое же?