концерт классика
Малый зал Санкт-Петербургской филармонии открыл сезон премьерой, представляющей в один вечер два вокальных цикла — еврейский Дмитрия Шостаковича и русский Валерия Гаврилина. Эту программу пианист и продюсер Алексей Гориболь придумал еще десять лет назад, но филармония решилась пустить ее на свою сцену только сейчас. Слушал ВЛАДИМИР Ъ-РАННЕВ.
Казалось бы, интрига как интрига. Но десять лет пианисту запрещали соседство в одном концерте двух вокальных циклов — "Из еврейской народной поэзии" (1948) Дмитрия Шостаковича и "Русской тетради" (1965) Валерия Гаврилина. По отдельности — сколько угодно, вместе — ни в коем случае. Без объяснения причин. Теперь идею удалось осуществить.
Признаться, с музыкантской точки зрения соседство этих двух больших (каждое — на отделение) сочинений не самое выигрышное. Почти два часа страдальческой музыки, друг другу хоть и не близкой, но и не контрастной. И вместе с тем эта еврейско-русская пара дает-таки любопытное сопоставление.
Разговор в этих циклах вообще-то про тоску. Но насколько одна тоска не родня другой. Валерий Гаврилин — типичный "деревенщик", характерная протестная фигура в искусстве шестидесятых. С реверансами в сторону опрощения он заново открывает мир старой русской деревни, без колхозов и трудодней. Этот идеалистический мир является ему в стилизованных девичьих плачах "по милому". Где хотя и поют "Кого люблю, того здесь нет", но ведь понятно, что проблематика этих причитаний выходит за рамки любовной лирики. Есть в них какое-то радостное упоение страданием.
Еврейская скорбь у Шостаковича иная. Это вселенская экзистенциальная скорбь, охватывающая все жизненное пространство еврейского сознания и несколько даже утрированная композитором в веристском ключе (как писал теоретик итальянского веризма композитор Пьетро Масканьи, "человеческий голос не говорит и не поет — он кричит! кричит! кричит!"). 1948 год — сложное время для такой темы, тем более что свой цикл написал без акцента на нацистский геноцид (как, например, сделал в "Свидетеле из Варшавы" Арнольд Шенберг). Шостакович в гнетуще-трагическом, абсурдно-саркастическом тоне, который оказывается одинаково близок и манере письма композитора, и духу еврейского фольклора, говорит о страдании как о лейтмотиве еврейской культуры, не исключая и ее советское бытование. И даже последний номер на вечную еврейскую тему социализации "Счастье" — о радости еврейской мамы, гордой тем, что "врачами стали наши сыновья", совсем не реверанс в сторону дружбы народов. Умеет вот Шостакович так высказаться, что во всем у него проступает двойное, а то и тройное дно. И вроде бы "счастье", а неуютно как-то становится на душе от такой радости.
Для своего концерта в Малом зале Алексей Гориболь подобрал звездный состав исполнителей: пели Лариса Костюк, Яна Иванилова и солист Большого театра Марат Галиахметов. Эта команда очень убедительно исполнила всю программу. Пожалуй, лишь госпожа Костюк, что за ней я замечаю уже не первый раз, склонна петь камерную музыку двадцатого века в оперной манере девятнадцатого. Лишь в финале "Русской тетради" певица отказалась от высокопарного форсирования звука и лицедейского трагизма.