Театральная машинерия, лестницы, задники, колосники. Крупный комик, мелкий бес, а по роли — скромный работник хозчасти провинциального театра Александр Баширов в острохарактерной манере наговаривает начало гамлетовского монолога. После такого зачина может идти все что угодно. Если в "Чеховские мотивы" (2002) Муратовой удалось вставить целую церковную службу, то уж построить фильм на Баширове, читающем монолог Гамлета,— плевое дело. Но после слов "умереть, уснуть" башировский монтировщик вдруг видит висельника. Оказывается, накануне некий артист Борисов взял да и повесился посреди сцены прямо в роскошном реквизитном платье из "Паяцев".
Дальнейшее — не молчание, а нарастающий гул и полный "смейся, паяц". Театр заполняется пришедшими на репетицию актерами, статистами, рабочими сцены. Хладный труп артиста Борисова вынут из петли и теперь блистательным кадавром валяется на самом видном месте, заставляя всех об него спотыкаться и предлагая актуальнейшие темы для пересудов. Самоубийца, надо заметить, самый спокойный из персонажей, которые заняты любимым муратовским делом — минимальными средствами создавать атмосферу сумасшедшего дома. Смерть актера — повод для сольных реприз и многоходовых повторов. Здесь режиссер, обычно парящая над мирскими невзгодами второстепенных людей, сбавляет высоту и на бреющем полете сыплет хохмами вроде обсуждений в курилке, кто сколько своровал да как было воровать при Советах, или ситуации с одним из актеров этого маленького театра в исполнении бывшего украинского министра культуры Богдана Ступки, которого все дразнят, как ни странно, "министром культуры".
Согласно старинной театральной мудрости, сколько над трупом ни плачь, а скоро утренник, спектакль состоится в любую погоду, шоу must go on. И жужжание обиженных и обделенных, сварливых и склочных пасынков и падчериц Мельпомены стихает, чтобы зрители могли насладиться оперной роскошью, декорирующей уже совсем другую историю. Рассказчик в цилиндре предлагает заглянуть в окно стоящего на сцене дома. А заглянув, оказаться внутри. Сначала камера еще переключается со сцены на зрительный зал и обратно, подчеркивая театральность происходящего, но вскоре окончательно остается в апартаментах пожилого нимфомана (в этой роли как раз и отжигает Богдан Ступка). В обставленной черноморским бидермайером квартире похотливый, вздорный и страшно одинокий старик окружает себя ню, да просто картинами и картинками голых баб, тиранит дочь (Наталья Бузько), довольно долго пытается склонить ее к инцесту, призывая в союзники Гете, и, наконец, просит привести на Новый год очередную женщину всей его жизни. Эту вакансию, по мнению Ступки, может прекрасно заполнить увиденная им в окно Рената Литвинова — крашеная блондинка с рукой в гипсе, хохотком хабалки и реактивной тягой к еде и шампанскому. Литвиновская вагоновожатая упоительно подыгрывает ухаживаниям седого льва. Едва знакомые, они вроде бы быстро спелись и теперь в алкогольном упоении то выводят "Я встретил девушку, полумесяцем бровь", игриво заменяя "бровь" на "глаз", то пробуют себя в теноровой арии Леонкавалло "Смейся, паяц". Что, конечно, заставляет внимательного зрителя вспомнить про труп актера Борисова и несгибаемый энтузиазм лицедейского профсоюза.