Искусственный интеллект прочитал российский ESG

Декларации компаний в отчетах об устойчивом развитии сопоставили с реальностью

Школа управления «Сколково» представила исследование устойчивого развития компаний в России за последние 20 лет, которое стало редким случаем: вместо привычных опросов и обзоров оно опирается на массив больших данных и работу языковых моделей. Исследователи собрали и проанализировали 1344 корпоративных нефинансовых отчета за 2000–2023 годы, воспользовавшись библиотекой РСПП. Машины разбили тексты на категории «E» (экология), «S» (общество) и «G» (управление), посчитали частоту тем, оценили тональность и соотнесли результаты с реальными позициями компаний в рейтингах. Задача — проверить, что стоит за корпоративными декларациями, какие темы компании действительно ведут, а какие остаются «для отчетности». Машины фиксируют сдвиг от фактов к субъективным оценкам — компании стараются говорить о себе хорошо, но реальную картину измерить все сложнее.

Фото: Shutterstock Premier / Fotodom

Фото: Shutterstock Premier / Fotodom

Для российского рынка новое исследование Центра устойчивого развития и Лаборатории искусственного интеллекта Школы управления СКОЛКОВО — это шаг в сторону зрелости. До сих пор ESG в России обсуждали главным образом в терминах практик и кейсов, редко — через системное исследование языка и текстов. Использование больших языковых моделей, способных работать с длинными текстами, дает возможность увидеть эволюцию повестки в динамике: как изменялся язык, смещались приоритеты, компании реагировали на внешние события — от финансового кризиса 2008 года до санкций и геополитических сдвигов после 2022-го.

В основе исследования — комбинация технологий. Языковые модели (BERT, LLM) позволили автоматически классифицировать предложения проанализированных отчетов по трем блокам ESG, измерить долю фактических данных, оценить эмоциональную окраску текста. Тематическое моделирование выявило наиболее частые сюжеты: от производственной безопасности до разнообразия в советах директоров. Сентимент-анализ показал, как меняется тональность отчетов во времени.

Эта механика дает преимущество перед классическим контент-анализом, когда исследователь руками кодирует текст. Машины обрабатывают массивы, сопоставимые с национальной библиотекой, и выстраивают тренды на десятилетиях. Но авторы не ограничились статистикой. Они провели интервью с ESG-менеджерами, консультантами и аналитиками, чтобы за цифрами видеть логику поведения компаний. В результате получился редкий гибрид: big data фиксирует структуру, а экспертиза объясняет причины.

Историческая рамка

В начале 2000-х нефинансовая отчетность в России была скорее жестом доброй воли. Несколько крупных корпораций готовили социальные отчеты, ориентируясь на западные практики и рекомендации Глобальной инициативы по отчетности (GRI). Эти документы носили декларативный характер: миссия, ценности, ответственность перед обществом. Метрик почти не было, данные подавались выборочно, а тональность выдерживалась в жанре «истории успеха».

К 2010-м ситуация меняется. Крупные бизнес-группы начинают строить полноценные отделы устойчивого развития, появляются первые национальные стандарты. В отчетах становится больше цифр, акцентов на экологические программы и корпоративное управление. Но ключевой рубеж — 2019 год — машины фиксируют исчезновение негативной и нейтральной тональности. Именно с этого момента язык отчетности резко смещается в сторону позитивных нарративов, почти без упоминания проблемных сторон. Параллельно снижается доля конкретных фактов и проверяемых данных.

В интервью эксперты объясняют произошедшее сочетанием нескольких факторов. Во-первых, именно в этот период в России усиливается регулирование Банк России и РСПП продвигают собственные стандарты раскрытия, и у компаний возникает стимул демонстрировать соответствие в максимально выгодной форме. Во-вторых, растет роль ESG в доступе к капиталу: банки и инвесторы начинают учитывать нефинансовые показатели, и отчеты превращаются в маркетинговый инструмент, призванный подчеркнуть надежность и устойчивость бизнеса. В-третьих, на российский рынок накладывается глобальная мода: в 2018–2019 годах ESG становится мировой повесткой, и компании заимствуют позитивную риторику «целей устойчивого развития», но переносят ее без критических элементов. И наконец, институциональная перестройка: все больше отделов устойчивого развития переходят под контроль PR и GR-департаментов, что ведет к смещению фокуса с аналитики на управляемые коммуникации.

После 2022 года аналитики ожидали, что поток нефинансовых отчетов резко сократится. Но этого не произошло. Напротив, количество публикаций выросло примерно на 11% по сравнению с предыдущими годами. Среди лидеров числа отчетов после 2022 года — энергетика, металлургия, финансы. Подключились транспортные компании. Сокращение наблюдается у нефтегаза и ритейла, но это скорее точечные истории. Это парадоксальное следствие локализации повестки: международные требования перестали быть обязательными, но внутренний спрос на ESG — со стороны регулятора, отраслевых объединений и рейтинговых агентств — сохранился.

После 2022 года в отчетах резко выросло число ссылок на локальные стандарты и рекомендации. Теперь компании выстраивают модель соответствия национальным требованиям и выборочной адаптации под глобальные форматы. Практически это означает переоценку наборов показателей и поиск эквивалентов для сопоставимости.

Баланс E, S и G

Если разложить тексты на три блока, в целом картина такова. Социальный аспект («S») исторически доминировал, но его доля постепенно сокращается. Компании обещают программы обучения, поддержку сообществ, благотворительность, но редко фиксируют результаты в цифрах. Любопытно, что там, где метрики есть, они касаются главным образом кадров. Обучение, вовлеченность, процент работников под коллективными договорами — все это компании научились считать. То есть «подсчет людей» стал базовой практикой. А вот измерять социальные эффекты за пределами компании бизнес пока не готов. Вес экологии («E») в отчетах прибавляет, хотя и медленно. С показателями тут ситуация лучше: выбросы и энергоэффективность измеряются, и эти данные можно сравнивать. Управление («G») остается самым слабым местом и развивается медленнее всего. Именно здесь чаще всего декларируются инициативы в отсутствие метрик.

Среди отраслей ситуация разница. В производственных секторах — энергетике, металлургии, нефтегазе — доминирует экология. Компании обязаны подробно описывать выбросы, энергопотребление, вопросы охраны окружающей среды: именно эти риски для них наиболее значимы. При этом социальный блок остается второстепенным, а корпоративное управление — в отчетности фиксируется скорее в виде деклараций, чем метрик.

Финансовый сектор демонстрирует противоположную картину. Банки и страховщики традиционно отдают приоритет социальным аспектам. В отчетах много разделов о работе с персоналом, равных возможностях, доступности услуг для разных групп населения, поддержке клиентов и социальных проектов. Экологическая тема звучит слабее, и чаще всего — в части «зеленого» финансирования. Управленческий блок, несмотря на важность для доверия к финансовым институтам, раскрыт ограниченно: структура собственности, риск-модели и налоговая прозрачность попадают в публичные тексты лишь частично.

Транспортные компании после 2022 года показали всплеск активности в нефинансовой отчетности. Здесь, как и в финансах, ключевой стала социальная тематика: безопасность пассажиров, охрана труда, условия работы экипажей и устойчивость цепочек поставок. Экология также присутствует, но не в такой степени, как в энергетике или металлургии.

Ритейл и торговля в последние годы, напротив, сокращают выпуск отчетов. В тех, что остаются, социальный блок лидирует: права потребителей, качество условий труда, доступность продукции. Экологическая часть ограничена инициативами в области упаковки или утилизации отходов. Управление практически не раскрывается.

ИТ и телеком-компании, несмотря на высокую роль в экономике, остаются аутсайдерами ESG-рэнкингов. В их отчетности много социальных деклараций — про кадры, обучение, инклюзивность, но крайне мало экологической повестки. Блок управления выглядит особенно слабо: структура управления и реальные механизмы подотчетности почти не представлены.

Аграрный сектор и целлюлозно-бумажная промышленность — еще два аутсайдера. У аграриев присутствуют все три направления отчетности, но в декларативном виде. Метрик практически нет, разрыв между заявленными инициативами и измеримостью максимален. Бумажная промышленность выделяется низкой насыщенностью отчетов: тем меньше, фактуры еще меньше.

Отраслевой анализ показывает: там, где риски операционные и регуляторные — как в энергетике и металлургии, — превалирует «E»; там, где на кону репутация и клиентская база — как в финансах и транспорте, — доминирует «S». Блок «G» остается наименее развитым почти во всех секторах, за исключением отдельных инициатив по разнообразию советов директоров.

Интересный результат исследования — потенциальная возможность предсказать позиции компаний в ESG-рэнкингах по текстам их отчетов. Выше всего оказываются телекомы, нефтегаз, горнодобыча и металлургия. Ниже — аграрный сектор, ИТ и бумажная промышленность. На ранжирование влияют прежде всего объем отчета, насыщенность метриками и наличие «тяжелых» тем: биоразнообразие, развитие человеческого капитала, экономические эффекты. Это дает компаниям ориентир: чтобы выглядеть убедительно в глазах рейтинговых агентств, важно не только инициировать проекты, но и уметь считать результаты.

К сведению

Исследование содержит и набор рекомендаций, и они звучат вполне прагматично. Первое — автоматизация. Компании должны готовиться к тому, что ручной сбор данных не справится с требованиями к машиночитаемости. Второе — цифровая безопасность становится частью ESG-повестки. Утечка данных может перечеркнуть все социальные достижения. Третье — отчетность придется адаптировать под разные аудитории: инвесторам нужны одни данные, регулятору — другие, обществу — третьи. Четвертое — финансовая и нефинансовая отчетность постепенно сольются, и бизнесу придется учитывать этот тренд уже сейчас.

За два десятилетия российская ESG-повестка прошла путь от деклараций и миссий к прагматичному языку управления рисками. После 2022 года она стала осторожнее и локальнее, но не исчезла. Наоборот, усилилась потребность в автоматизации, цифровых системах и машиночитаемости. Проблема в том, что идей по-прежнему больше, чем измеримых эффектов. И именно здесь лежит вызов на ближайшие годы: превратить риторику в операционные практики, а инициативы — в цифры, которые можно проверить.

Евгений Видов