премьера кино
В украинский прокат выходит фильм "Спокойной ночи" (The Good Night). Джейк Пэлтроу в своей малобюджетной, но жизненной картине по-английски сдержано поиронизировал над кризисом среднего возраста. Лучшее средство от него, как выяснила из фильма ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА,— глубокий освежающий сон.
Режиссер Джейк Пэлтроу, дебютировавший картиной "Спокойной ночи", до этого был известен преимущественно своей сестрой Гвинет, которая еле уговорила брата снять и ее тоже в нормальном человеческом фильме, несмотря на то что она, со своим шлейфом звезды Голливуда, казалась совершенно некстати в истории про обычных людей. Это и есть тема фильма — незаметная трагедия человека, внезапно осознавшего свою заурядность и категорически разонравившегося самому себе.
Страдальца играет Мартин Фриман, который, к счастью, не старается походить на Вуди Аллена, что так или иначе нередко случается с актерами, примеряющими амплуа рефлексирующего нью-йоркского интеллигента-неврастеника. Вместо желчной раздражительности и темпераментной еврейской суетливости английский джентльмен демонстрирует скорее флегматичную печаль и задумчивую созерцательность. Да и вообще, "Спокойной ночи" — фильм скорее английский по настроению, хотя герои и проживают в экономичной имитации Манхэттена, аккуратно сооруженной в каких-то лондонских закоулках.
Впрочем, персонаж Мартина Фримана живет не в родном Лондоне и не в постороннем ему Нью-Йорке, вслед за героем фильма "Асса" он мог бы сказать: "Я вообще не живу жизнью, я живу в мире моих снов". Периоды его бодрствования наполнены борьбой за место перед зеркалом в ванной, в которой он безнадежно проигрывает своей чересчур здравомыслящей сожительнице (Гвинет Пэлтроу), и сочинением пары-тройки аккордов к рекламным роликам, которые ему заказывает лучший друг (Саймон Пегг). В молодости у них были рок-группа, неплохие тиражи пластинок и гастрольное турне, до сих пор вспоминающееся как кульминация удавшейся, богатой событиями жизни. Теперь от нее у бывших музыкантов остались лишь фотографии на стене и тяга к перфекционизму. Короче, ситуация типичная до отвращения.
Компенсируется все это задушевным общением с посторонней девушкой (Пенелопа Крус), которая является герою в снах, обнаруживающих низковатый полет фантазии, огорчительный для творческого вроде бы человека. То, что сказочная фея из снов неизменно одета в белое, может, и выполняет определенную эмоциональную функцию — белый цвет обнадеживает и явно сулит перспективы более близкого знакомства. К тому же, фасон белоснежных одежд варьируется: то смокинг, то кофточка, то шляпка с вуалью, но сильнее всего ошарашивает визуальной роскошью повторяющийся фрагмент сна, в котором Пенелопа Крус стоит в белой пушистой шубе и босоножках на берегу океана, ни одним мускулом лица не выдавая противоречивые ощущения человека, которого упаковали в шубу пусть и свежим, но все же летним вечером. Из последних сил это изнуренное фрустрациями на личном и профессиональном фронтах воображение пытается хоть как-то разнообразить ночные приключения героя, однако максимум, что удается,— это клонировать Пенелоп в количестве пяти экземпляров, которых можно по очереди перецеловать и от каждой слышать что-нибудь вдохновляющее типа "Я ваша навеки".
Видимо, и сам сновидец содержанием, а также продолжительностью и глубиной снов не до конца удовлетворен и записывается в специальный кружок любителей "ясных сновидений", которым руководит крайне колоритный инструктор в исполнении Данни Де Вито. Это, возможно, единственный человек в фильме, который жизнью не то чтобы доволен, но хотя бы примерно представляет себе свое в ней место и, что еще более ценно, умеет его постоянно менять. Он укладывает мятущегося музыканта на ортопедический матрас и произносит почти гамлетовский по тоскливости монолог: кто бы не согласился спать вечно, если бы во сне любимая песня никогда не кончалась, любимая книга никогда не закрывалась и вызываемые ими чувства никогда не проходили? Поддавшись внушению, герой делает непреднамеренную попытку уснуть вечным сном, и, хотя даже это у него не получается, авторы умудряются завершить сюжет с британской невозмутимостью и хладнокровием, несколько принудительным образом заставив любителя снов сделать разумный выбор в пользу имеющейся под рукой, осязаемой реальности, которая лучше фантазий хотя бы тем, что не искушает неосуществимыми обещаниями нескончаемого кайфа.