Не отходя от Пикассо

Фестиваль «Руртриеннале» завершился премьерой спектакля «Герника Герника»

Фестиваль искусств «Руртриеннале» (“Ъ” уже писал о нем 1 и 6 сентября), проходящий в области Рур в Германии, закрылся мировой премьерой спектакля «Герника Герника» знаменитой бельгийской театральной группы FC Bergman и театра «Тоонелхюс» из Антверпена. Рассказывает Эсфирь Штейнбок.

Сцена превращена в трехмерную модель картины Пикассо

Сцена превращена в трехмерную модель картины Пикассо

Фото: Caroline Seidel / Ruhrtriennale 2025

Сцена превращена в трехмерную модель картины Пикассо

Фото: Caroline Seidel / Ruhrtriennale 2025

Спектакль «Герника Герника» — бессловесное, компактное и в то же время невероятно насыщенное зрительское приключение. Двоящееся название его не случайно: речь идет и о городе в Стране Басков, разбомбленном 26 апреля 1937 года нацистской авиацией по просьбе генерала Франко, и о великой картине Пабло Пикассо, созданной по горячим следам этой трагедии, ставшей одним из самых значимых и популярных антивоенных произведений ХХ века и выставленной в Мадриде в Музее королевы Софии. Много было в прошлом веке и более страшных — если говорить о количестве жертв — массовых убийств, но Пикассо, «прославивший» именно Гернику, убедительно доказал, что искусство сильнее статистики.

Собственно говоря, именно об искусстве, о его рождении и его судьбе, идет речь в без преувеличения гениальной последней части этого спектакля-триптиха. Сначала мы видим, как на сцену, расположенную между двумя рядами зрительских трибун, рабочие устанавливают гигантскую белую раму-окно, затянутую прозрачной пленкой. Потом появляется кажущийся крошечным по сравнению с огромной пустой поверхностью лысый человек с папиросой во рту. Он смотрит на пластиковую пустоту, приносит ведерко с белой краской, на минуту задумывается и потом намечает кистью контур изломанного лица — тут даже самые непонятливые осознают, что перед нами Пабло Пикассо, который под впечатлением от ужасных событий пишет в Париже свою картину. По мере того, как все больше белой краски ложится на пленку, с другой стороны рождающейся картины появляются люди, а сама огромная перегородка начинает очень медленно, под «Болеро» Равеля (французский композитор был сыном басконки, и рифма с испанцем Пикассо, творившем во Франции, здесь очевидна) двигаться будто сквозь сцену. Чем больше Пикассо работает, тем больше современных зрителей — это именно они, галдящие, делающие перед «Герникой» селфи туристы в мадридском музейном зале — собирается у картины. Вдохновленному художнику остается все меньше и меньше пространства. Он и его зрители, разделенные мембраной времени, разумеется, не видят друг друга, а картина, ставшая не только шедевром, но и частью массовой культуры, продолжает свой путь, пока не исчезает за закрывающимся синим театральным занавесом — и людям останется лишь в недоумении разойтись.

В спектакле FC Bergman (Стеф Аертс, Жоэ Ажеманс, Томас Верхстратен и Мэри Винк) участвуют десятки перформеров, собранных по результатам открытого кастинга. В первой части спектакля они играют жертв налета, жителей Герники. Сцена превращена в трехмерную модель картины Пикассо: тела погибших жителей словно «развешаны» на серых, вздыбленных обломках города — и мира. Композиция сделана так искусно, что поначалу людей трудно разглядеть, тела почти сливаются с объектами. Но тут раздается противное жужжание, и из-за кулис торжественно и медленно, словно страшный «привет» из будущего, появляется летающая камера. Она движется над гибельным пейзажем, «засекает» лица жертв и транслирует их на видеоэкраны, чтобы мы могли разглядеть. Они не притворяются мертвыми, хотя загримированы под трупы,— и от их прямого, безучастного взгляда прямо на нас становится по-настоящему жутко.

Между этими двумя частями, собственно Герникой и картиной «Герника», есть еще одна часть — празднование пятидесятилетия Эмилио Молы, одного из главных зачинщиков Гражданской войны в Испании, который отдал приказ о бомбардировке Герники. В действительности Мола погиб накануне своего юбилея. Но авторы спектакля ставят не учебник истории, им важно показать этот «пир во время чумы», богатое и многолюдное торжество с участием членов семьи, друзей, активистов партии Франко и немецких летчиков, бросающих бомбы на город. Столы ломятся от еды, над яствами возвышается огромный бык как символ силы и страсти, гости возбуждены, выпивают и шумно общаются как ни в чем не бывало. Но и тут присутствует «всевидящее око» — операторы с камерами, которые выхватывают ими персонажей и отправляют стоп-кадры этого радостного мероприятия на видеоэкраны. Партитура «рандомных» снимков тщательно продумана, поэтому смотреть на эту картину человеческой круговерти очень интересно.

Да и в целом визуальный спектакль бельгийского коллектива, в котором нет ни единой отчетливой реплики, но ясно обозначены как дистанции времени, так и связь времен, очень увлекательно смотреть. Даже капитальные перестановки декораций между картинами превращаются в отдельные зрелища — например, слаженный «демонтаж» огромной Герники и превращение ее в роскошный банкетный зал. А ведь в «Гернике Гернике» есть еще и пролог, в котором Каин убивает Авеля, то есть библейская история словно начинает ту череду земных войн, свидетелями одной из которых нас делает FC Bergman. И есть еще сильнейший финал, в котором схлынувшая из Музея королевы Софии суетливая толпа оставляет на сцене прятавшиеся между людей штативы — как будто белое поле с черными всходами. Они очень похожи на те подставки, что держали мертвецов Герники. Эти ждущие своего часа «всходы» недвусмысленно говорят об устройстве нашего мира, в котором жертвы были, есть и будут всегда.

Эсфирь Штейнбок