Парное скитание
Теодор Курентзис показал в Москве оперу Паскаля Дюсапена «Страсть»
В московской «Новой опере» представили оперу современного французского композитора Паскаля Дюсапена «Страсть» (2007) в постановке пермского Дягилевского фестиваля (2024). Возобновленный в Москве спектакль Теодора Курентзиса и Анны Гусевой с вежливым недоумением смотрел и слушал Константин Черкасов.
Разреженную оперу обильно украсили необязательными пластическими «новеллами», которые вдобавок отражены в зеркале
Фото: Никита Чунтомов
Разреженную оперу обильно украсили необязательными пластическими «новеллами», которые вдобавок отражены в зеркале
Фото: Никита Чунтомов
35-й сезон «Новая опера» проводит под знаком имени своего создателя — выдающегося «неистового» маэстро Евгения Колобова. В январе 2026 года дирижеру исполнилось бы 80 лет. Оглядываясь на некоторых по сей день действующих маэстро, таких, как Зубин Мета (89) и Герберт Блумстедт (98), можно только сожалеть о том, как рано российский музыкальный театр потерял одного из своих самых неординарных творцов, который помогал расслышать радикальность и бескомпромиссность в оперных шедеврах, ставших уже привычными.
Показами оперы Дюсапена открылся посвященный маэстро Колобову перформативно-выставочный проект «Музей в опере. Опера в музее». Его финальной точкой в марте—июне 2026 года станет показ «оперы-выставки» «Борис Годунов» в ММОМА под кураторством Виктора Мизиано и Георгия Никича. Есть, правда, в этом замысле нечто искусственное: все же Евгений Колобов работал как дирижер с уже ставшими классикой произведениями — будь то «Царская невеста» Римского-Корсакова (в «Новой опере» на Крещенском фестивале-2026 ее представят Дмитрий Лисс и Евгений Писарев), «Сила судьбы» Верди, «Пират» Беллини или тот же «Борис Годунов» Мусоргского. Возможно, лучшим подношением маэстро стали бы новые «Хованщина», «Дон Карлос» или «Норма» под управлением того же Теодора Курентзиса, а не довольно отвлеченный (по крайней мере, так кажется из анонса) кураторский проект на ниве современного искусства.
Впрочем, оставим заметки на полях.
Самим названием «Страсть» опус Дюсапена явно коррелирует с внешним обликом и методом работы Евгения Колобова. Другой вопрос, что в доехавшем до Москвы варианте спектакля (автор текста не видел его в Перми) никакой страсти нет и следа.
Опера Дюсапена, созданная по заказу фестиваля в Экс-ан-Провансе, уже заслужила место в табели о рангах лучших музыкальных произведений XXI века — по крайней мере, согласно газете The Guardian. Идею своей оперы «в 10 страстях» (так названы сцены) автор сформулировал двумя постулатами: «В основе этой оперы — не столько "Орфей" Монтеверди, сколько фигура Орфея как таковая» и «Меня в первую очередь интересовала та сила, которая сближает женщину с мужчиной или отдаляет их друг от друга. Я назвал своих персонажей не Эвридика и Орфей, а Она и Он».
Обобщенные Она—Наталья Смирнова и Он—Кирилл Нифонтов существуют в акустическом пространстве ледяного минималистского абстракционизма со всполохами фраз теней из царства мертвых (что логично, Дюсапен — ученик Яниса Ксенакиса), с музыкальными оммажами еще раннему и потому строгому барокко («Орфей» Монтеверди), приглушенному и расплывчатому символизму («Пеллеас» Дебюсси) и театрально-драматургическому романтизму (всепожирающее одиночество, разлитое в воздухе,— плоть от плоти вагнеровского «Тристана»).
Теодору Курентзису в этой партитуре более импонирует «линия Дебюсси» — излишняя расплывчатость музыкальной формы и сглаженные инструментальные тембры этому сочинению вполне к лицу. Но буксующему на сцене зрелищу больше бы помогли четко обозначенные музыкально границы между «страстями»-сценами. Режиссер Анна Гусева и хореограф Анастасия Пешкова, очевидно, побоялись пустой коробки сцены, которая для этой оперы (вкупе с хорошо выставленным светом) — лучшее постановочное средство. А потому решили заполнить пространство необязательными и не слишком отрепетированными (как еще объяснить отражающуюся в зеркалах суматоху с приготовлением реквизита — так себя не ведут даже на первых курсах актерско-режиссерских факультетов) псевдоглубокомысленными сценическими новеллами. В двух пластиковых боксах их разыгрывают приглашенные перформеры и танцевальная труппа musicAeterna Dance.
В то же время Она и Он бесцельно блуждают по выстроенным на авансцене и спускающимся в оркестровую яму лесенкам, не пытаясь полноценно играть ни в пластический театр Роберта Уилсона, ни в старый добрый психологический театр.
Зато открытием вечера стала феноменальная — ни больше, ни меньше — Наталья Смирнова, артистка Академии имени Антона Рубинштейна. Большая часть партии написана на грани достижимого для сопрано, и певица героически справилась с тесситурой, находящейся где-то на уровне стратосферы, не потеряв ощущения драматического течения музыки. Осталось только встретить хорошего режиссера — и как знать, не русскую ли Барбару Ханниган мы услышим.