V Международный кинофестиваль стран Азиатско-Тихоокеанского региона «Меридианы Тихого» (Pacific Meridian) открылся торжественной премьерой фильма Сергея Бодрова-старшего «Монгол». На этой неделе картина выйдет в широкий прокат, и зрители смогут найти несколько отличий байопика про Чингисхана от аналогичной прошлогодней работы Сергея Бодрова — «Кочевника», снятого по казахскому госзаказу. С тихоокеанского берега перенеслась во Внутреннюю Монголию XII века ЛИДИЯ МАСЛОВА.
|
|
Сергей Бодров сделал такой фильм о Чингисхане, о который историкам будет удобно ломать копья |
Герой «Кочевника», казахский исторический деятель более позднего периода (XVIII век) Аблай-хан, герою «Монгола», конечно, не ровня: в уровень с Чингисханом из персонажей азиатской истории мог стать разве что Тамерлан. Но жанровая однородность обеих бодровских картин нивелирует перепады в масштабе личности: и то и другое не столько биография, сколько биографическая справка, такая же типовая, как советские характеристики «морально устойчив, скромен в быту» или формулировки из эсэсовских досье в «Семнадцати мгновениях весны»: «Характер стойкий, несгибаемый. В связях, порочащих его, замечен не был, поскольку всю жизнь любил одну жену».
Некоторые мелкие различия между «Кочевником» и «Монголом» общей картины не меняют: Мансура, то есть будущего Аблай-хана, хотят убить сразу, как он только родился, испугавшись предсказания, что он окоротит воинственных джунгаров, а в «Монголе» Темуджина, то есть будущего Чингисхана, начинают плющить уже сравнительно большим мальчиком, когда после гибели отца он попадает в плен к врагам и несколько лет проводит в колодках. У обоих бодровских кочевников сложные отношения с братом: в «Кочевнике» — на почве любви к одной девушке, в «Монголе» — на почве любви к власти. Но если у казахского воина есть лучший друг, то для монгольского эту функцию берет на себя его обожаемая жена — с ней юный Темуджин, еще не знающий, что он сын тигра, случайно знакомится в девять лет. Точнее, она сама с ним знакомится, пропуская мимо ушей попытку малолетнего жениха поставить ее на место — на вопрос «Как тебя зовут?» тот пытается сначала сопротивляться: «Первым спрашивать должен я», но нахальная щекастая девочка невозмутимо заканчивает беседу в категоричном тоне: «Ты должен выбрать меня в невесты».
Вообще, «Монгол» — кино на диво феминистское: как ни пытаются внушить герою здравомыслящие мужчины, что западло воевать из-за баб, потому что это всего лишь разновидность домашнего скота, которая ценится прежде всего за крепость ног, Темуджин упорно остается однолюбом. Когда обстоятельства и происки врагов разлучают его с женой, он думает только о том, как бы ее вернуть, а вернув, смотрит ей в рот и впитывает каждое слово, включая опять же пословицу «В одном котле две бараньи башки не сваришь». Фактически весь сюжет «Монгола» держится на том, что враги то и дело разлучают монгола с любимой, достаточно упорно, чтобы к тому моменту, когда Темуджину наконец удается зажить с нею нормальной, стабильной семейной жизнью, она уже успела обзавестись двумя детьми от других кочевников. В очередной раз воссоединяясь с женой, эту щекотливую ситуацию Темуджин разрешает элементарно, объявляя чужим детям, что теперь единственным легитимным отцом следует считать его и никого другого. Аналогичным волюнтаристским образом отец монгольского народа поступает и со своими подданными, поняв, что сделать из них людей смогут только драконовские законы, и назначив смертную казнь за любые проступки, включая отказ путнику в еде и питье.
В «Монголе» в отличие от «Кочевника» нет приглашенных американских звезд, но российских граждан среди актеров все равно раз-два и обчелся. Зато украшает картину интересный лысый мужчина: в «Кочевнике» в этом амплуа выступал Марк Дакаскос, а в «Монголе» — китаец Сун Хонг Лей в роли названого брата Темуджина, с которым они никак не могут мирно договориться о том, кто из них король степи. Разрешать противоречия приходится обычным мужским способом, но, как и «Кочевник», «Монгол» не стремится к средневековой жестокости — иногда в батальных сценах довольно хорошо заметно, что меч разрезает не живую плоть, а пакет с кровью, приделанный под одеждой, а кровавые брызги, разлетающиеся круглыми красными шариками, порой смахивают на рекламу какого-то шоколадного драже. Впрочем, принципиальная мягкость в показе насилия обусловлена не каким-то политическим стремлением исказить историческую правду и обелить личность героя, а всего лишь понятным желанием получить щадящий прокатный рейтинг за границей и завлечь на столь познавательное зрелище максимум подростков, которые как раз проходят по истории феодальную раздробленность.