Прогулка в один конец

В прокат вышел драматический триллер Фрэнсиса Лоуренса «Долгая прогулка» — экранизация дебютного романа Стивена Кинга. По мнению Юлии Шагельман, почти 60 лет спустя после написания книги ее экранная адаптация выглядит весьма актуальной метафорой любого построенного на милитаристских идеалах государства, регулярно посылающего своих сыновей на смерть.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Долгая прогулка» не первый напечатанный роман Стивена Кинга, но первый, который он написал — в 1966–1967 годах, учась на первом курсе в Университете штата Мэн, и, согласно распространенной теории, под впечатлением от войны во Вьетнаме и связанной с ней мобилизации. Опубликована книга была только в 1979 году под псевдонимом Ричард Бахман.

Еще в 1988 году к ее экранизации подступался легендарный хоррормейкер Джордж А. Ромеро, автор «Ночи живых мертвецов» (1968), последующей серии фильмов о зомби и фильма «Темная половина» по Кингу (1992), однако из этого проекта ничего не вышло. Позже адаптировать роман для экрана планировал Фрэнк Дарабонт, снявший одни из самых успешных экранизаций Кинга — «Побег из Шоушенка» (1994), «Зеленую милю» (1999) и «Мглу» (2007), в которой он изменил оптимистичный оригинальный финал вполне в духе беспросветности «Долгой прогулки».

В итоге фильм под эгидой студии Lionsgate снял Фрэнсис Лоуренс, стоявший у руля трех из четырех частей франшизы «Голодные игры» (сейчас он ставит пятую).

Этот режиссер чувствует себя как дома в антиутопической вселенной, где циничные взрослые манипулируют юными душами в своих интересах, однако «Долгая прогулка» бесконечно далека от стилизованного гламура «Голодных игр». Ее мир грязен, кровав и достаточно реалистичен, даже натуралистичен, чтобы у зрителей не возникало ощущения комфортной дистанции с происходящим на экране.

Действие картины разворачивается в Америке «после большой войны». Здесь царит строгий полувоенный уклад, чтение книг считается подрывной деятельностью, зато разрешены радио и телевидение. Последнее раз в год транслирует в прямом эфире «долгую прогулку» — общенациональное соревнование, на участие в котором добровольно записываются молодые люди старше 18.

Пятьдесят «счастливчиков», отобранных с помощью лотереи, должны идти по определенному маршруту со скоростью не меньше 3 миль (5 км) в час, не останавливаясь ни на сон, ни для других нужд. Колонну сопровождают вооруженные солдаты. Тот, кто замедлится, получает предупреждение, после трех предупреждений — пулю в голову.

У «прогулки» нет ни сроков, ни финишной черты, она заканчивается, когда в живых остается один победитель, который получает крупный денежный приз и возможность исполнить любое свое желание.

Впереди колонны следует автомобиль с Майором (Марк Хэмилл, выворачивающий наизнанку добытое в «Звездных войнах» амплуа мудрого наставника) — то ли диктатором, то ли духовным лидером этого прекрасного нового мира. Скрываясь за непроницаемо черными очками, он подбадривает участников, выкрикивая лозунги и нахваливая их мужественность.

Однако они больше похожи не на суровых мужиков, а на совсем еще юных мальчишек. Некоторые из них наивны и простодушны, другие уже почувствовали на собственной шкуре жизненные удары, одни верят в правильность системы, другие успели в ней усомниться (о чем, конечно, благоразумно помалкивают). Каждого привела на «прогулку» надежда: на денежный приз, превышающий все возможности заработать на жизнь другими путями, либо на исполнение того самого заветного желания, которым до поры никто не делится с остальными.

Эмоциональный центр фильма — дружба двух парней, Рэя Гэррети (Купер Хоффман) и Питера Маквриса (Дэвид Джонссон), крепнущая, несмотря на то что правила «прогулки» заставляют их быть соперниками. На протяжении долгого, мучительного пути они делятся своими планами, историями из прошлого, чувствами и мечтами, находят и теряют товарищей и врагов, много раз переходят от энтузиазма к отчаянию и обратно.

Правда характеров — и этих двух, и других, даже показанных совсем мельком,— не дает фильму превратиться в аттракцион физиологичной жестокости, окрашивая его гуманизмом, свойственным всем, даже самым страшным, произведениям Кинга. Однако, несмотря на проблески человечности, настроение картины в целом наглядно отражает разницу между оптимизмом 1960-х и тотальным разочарованием сегодняшнего дня.

Юлия Шагельман