выставка живопись
Сегодня в музее Кунст палас в Дюссельдорфе открывается для публики выставка "'Bonjour Russland. Бонжур, Россия!' Шедевры русской и французской живописи 1870-1925 годов из Москвы и Петербурга", в которой участвуют четыре главных российских музея — Эрмитаж, Третьяковка, ГМИИ имени Пушкина и Русский. Немецкий концерн E.ON таким образом решил отметить веху в своем сотрудничестве с "Газпромом" — 500-миллиардный кубометр газа, перекачанного из России в Германию. О том, как корпоративный праздник превращается в событие мировой художественной жизни, из Дюссельдорфа — МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА.
Штаб-квартира концерна E.ON находится буквально в двух шагах от музея Кунст палас. Неудивительно, что концерн, взявший на попечение известный музей, свои международные достижения решил отметить вот в такой форме — сделать шедевральную выставку. Инициатива была поддержана на самом высоком уровне — Ангелой Меркель и Владимиром Путиным, и четыре наших главных музея как миленькие предоставили для нее свои лучшие, самые кассовые вещи, что случается довольно редко. Директор Русского музея Владимир Гусев пошутил на вернисаже, что собрать такую выставку — это примерно так же трудно, как объединить Европу. И, кивая на афишу выставки с "Танцем" Матисса, он сравнил пять танцующих фигур с пятью музеями, которые жмут друг другу руки, "образуя новую гармонию".
Видимо, чтобы не было межмузейных обид, курировать позвали англичанина — сэра Нормана Розенталя из лондонской Королевской академии художеств, который в свою очередь сосватал выставку тогда еще британскому премьер-министру Тони Блэру. В результате после Дюссельдорфа она отправится в Лондон, а там, глядишь, еще куда-нибудь, поскольку у "Бонжур, Россия!" есть все шансы стать мировым музейным блокбастером, ведь она обещает зрителю сразу несколько приманок в одном флаконе, тут и русская душа, и французский модернизм.
Заходишь на выставку и первое, что видишь, словно встречающих гостей хозяев дома,— два портрета в рост. Слева репинский Лев Толстой — с бородой, в толстовке и босой. Справа ренуаровская Жанна Самари — в розовых кружевах, при полном светском параде. Анекдотичная пара как нельзя лучше отражает замысел выставки, посвященной русско-французским художественным отношениям на протяжении полувека, с 1870-х годов до середины 1920-х, начавшимся с довольно шапочного знакомства, переросшего на рубеже столетий в страстный роман, завершившийся рождением авангардных enfant terrible.
Устроители выставки избежали лобового столкновения французских и русских художников, расположив 120 шедевров из наших музеев по более прихотливой траектории. Правда, совсем отказаться от игры "найди десять различий" в такой ситуации невозможно. И вот в первом разделе выставки, посвященном реализму конца XIX века, Ренуар рифмуется с Репиным, а барбизонские пейзажи (Добиньи, Коро, Руссо) стенка на стенку идут на поленовский "Московский дворик" и "Плес" Левитана. Без рифмы остался французский жанрист Паскаль Даньян-Буре со своим "Благословением новобрачных", хотя с нашим Василием Пукиревым и его "Неравным браком" они просто близнецы-братья (не зря этого француза в свое время прикупил себе в коллекцию сам Павел Третьяков, не особо жаловавший иностранцев). "Шестикрылому серафиму" Врубеля тоже не нашлось компании — французских символистов русские купцы особо не покупали, зато сразу от салонных мастеров перешли к Сезанну, Гогену, Матиссу и Пикассо.
Этой удивительной коллекционерской смелости и прозорливости посвящен второй раздел выставки, полностью составленный из французских картин, когда-то принадлежавших Сергею Щукину и Морозову. Именно из-за этих шедевров, попавших в Эрмитаж и ГМИИ имени Пушкина, и начались в прошлом году трения между Михаилом Пиотровским и Ириной Антоновой, мечтающей воссоздать в Москве Музей нового западного искусства, возникший на базе двух знаменитых коллекций и разогнанный в 1948 году. Понятно, почему Михаил Пиотровский против: самая эффектная вещь, привезенная в Дюссельдорф,— "Танец" Матисса все-таки из Эрмитажа. Наверное, устроителям выставки было нелегко уломать соперничающих директоров выставиться вместе, но это удалось — варяга из Лондона позвали не зря. Пять Гогенов на одной стене этого стоят. Впрочем, свою "Девочку на шаре" Ирина Антонова так и не дала.
На выставке об этих музейных распрях забываешь. Как признался Ъ координатор проекта из Кунст паласа Маттийс Фиссер, ему все равно, откуда картины, главное — обеспечить зрителям эффектное зрелище. Именно этим он объясняет, почему раздел, связанный с именем Сергея Дягилева, погружен во мрак. Сам Дягилев (на портрете Льва Бакста) выступает в роли конферансье. За ним, вырванные, как актеры, светом софитов из сумрака сцены, разыгрывают выразительную пантомиму герои русского декаданса-ренессанса Серебряного века: серовская Ида Рубинштейн перемигивается с альтмановской Анной Ахматовой, головинский Шаляпин в роли Бориса Годунова испепеляет взором "Арлекина и Пьеро" Бориса Григорьева и Василия Шухаева, а сомовская "Дама в голубом" конкурирует с кустодиевской "Красавицей". По части спецэффектов не разочаровывает и последний раздел выставки, названный "От примитивизма к авангарду". Элитные войска нашего искусства, не раз побывавшие на передовой экспортных музейных выставок, здесь представлены при полном параде, от Гончаровой и Ларионова до Татлина и Поповой, от Машкова и Кончаловского до Сарьяна и Филонова. Из одной точки, только поворачивая голову, можно одновременно лицезреть "Купание красного коня" Петрова-Водкина, "Композицию номер 7" Кандинского, "Прогулку" Марка Шагала с летающей девушкой и пестрый "Супрематизм" Малевича.
Великолепный отбор картин вкупе с театрализованной экспозицией убеждает, как выразилась приехавшая на вернисаж заместитель директора Третьяковки Лидия Иовлева, что "наши смотрятся ничуть не хуже французов". И в самом деле, если не углубляться в исторические тонкости и приоритеты, "Пляшущая баба" Малявина вполне выдерживает соседство с "Красной комнатой" Матисса, и уже непонятно, кто из них вдохновлял изготовителей сувенирной продукции — матрешек в поистине диких фовистских цветах.
Впрочем, возможно, в Лондоне выставка будет выглядеть несколько по-другому. Сэр Норман Розенталь рассказал Ъ, что его весьма интересует тема реализма и его взаимоотношений с модернизмом, поэтому он хотел бы расширить выставку, показав побольше Репина и, например, Куинджи, которого в Дюссельдорфе нет, а в дальнейшем, возможно, сделать выставку про русский реализм после авангарда — персоналку Дейнеки или что-нибудь в этом духе. По крайней мере точно известно, что в Лондоне у выставки будет другое название. "'Бонжур' — этого у нас не поймут,— сказал господин Розенталь.— Выставка будет называться просто: 'Из России'".