концерт классика
В Большом зале консерватории сыграли первый из семи концертов фестиваля, посвященного 100-летию со дня рождения легендарного советского пианиста Льва Оборина (1907-1974), который был также известным педагогом и совсем неизвестным композитором. Большинство участников фестиваля его знаменитые ученики. А начали с его собственного сочинения — Фантастического скерцо для оркестра. Многогранности талантов юбиляра удивлялась ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Фестиваль продлится до 25 декабря, в числе его участников пианисты Михаил Воскресенский и Аркадий Севидов, Владимир Ашкенази в качестве дирижера. Все они учились у Льва Оборина. А начали фестиваль еще два его ученика — пианист Тигран Алиханов и дирижер Геннадий Рождественский.
Словоохотливый господин Рождественский предварил музыкальную часть воспоминаниями об учителе и продекламировал забавный палиндром, сочиненный в свое время Владимиром Софроницким: "Велик Оборин: он и робок, и лев". Проучился Рождественский у него недолго, года два, "поскольку заболел неизлечимой болезнью — был отравлен ядом дирижирования" (эта метафора была встречена аплодисментами консерваторской публики). Оборин сочувственно отнесся к новому увлечению своего ученика, так как и сам мечтал в свое время о том же и даже взял один урок у гастролировавшего в России маэстро Бруно Вальтера.
Лев Оборин был очень многосторонним музыкантом, но победа его в 1927 году на конкурсе Шопена в Варшаве, с которой и началось победное шествие советского пианизма по миру, перечеркнула все периферийные интересы. Хотя камерное исполнительство все же допускала — знаменитым было его многолетнее сотрудничество со скрипачом Давидом Ойстрахом и виолончелистом Святославом Кнушевицким.
К 100-летию пришло время вспомнить, что Оборин подавал большие надежды и как композитор, учился в консерватории у Николая Мясковского. Его ценил Сергей Прокофьев и приглашал к театральному сотрудничеству Всеволод Мейерхольд. Следов от оборинского сочинительства практически не осталось, и похоже, только любознательность господина Рождественского смогла тут что-то изменить.
Первый концерт фестиваля открылся Фантастическим скерцо Оборина, написанным в начале 1930-х годов совсем еще молодым музыкантом. Его оркестровые партии были найдены в архивах музыковедом Манаширом Якубовым, известным специалистом по творчеству Дмитрия Шостаковича, по ним и восстановили партитуру. Скерцо никогда не исполнялась и не издавалось, так что можно сказать, что нам была устроена мировая премьера. Оказалось, что это весьма задиристая и упругая музыка с большим поклоном в сторону сказочной и ориентальной традиций русской школы, даже как-то противоречащая образу гармоничного и соразмерного пианиста, каким считается Оборин.
Скерцо стало эффектным началом фестиваля, правда, впечатление с первых же тактов подпортила плавающая интонация духовых. И судя по тому, что она время от времени случалась и дальше на всем протяжении концерта, это была не экспериментальная композиторская техника, а просто оркестровая фальшь. Симфоническая капелла Валерия Полянского, с которой традиционно выступает Геннадий Рождественский во время своих приездов в Москву, явно находится не в лучшей форме. Уже после исполнения первого номера оркестр сник, и маэстро даже не слишком старался его оживить. Роскошный блюзовый Второй фортепианный концерт Мориса Равеля, в котором солировал ректор Московской консерватории Алиханов, получился каким-то вегетарианским и совсем неблюзовым. А Третья симфония Брамса — ватной и разваливающейся на куски. И даже прекрасную ностальгическую тему ее медленной части, ради которой, возможно, симфонию и выбрали для этого ностальгического концерта, струнные не смогли сыграть не расходясь друг с другом. Увы, такое низкое качество нельзя заслонить ни юбилеями, ни палиндромами.