«Колобов исходил из того, что опера — глубоко современный жанр»

В этом сезоне московский театр «Новая опера» отметит 80-летие со дня рождения своего основателя, легендарного дирижера Евгения Колобова, и собственное 35-летие. 21–24 сентября на сцене театра солисты, хор и оркестр musicAeterna и труппа musicAeterna Dance под управлением Теодора Курентзиса покажут постановку Дягилевского фестиваля 2024 года — оперу Паскаля Дюсапена «Passion» («Страсть»). Об инновационных планах «Новой оперы» директор театра Антон Гетьман рассказал Сергею Ходневу.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Гастроли пермского спектакля с Теодором Курентзисом — это тоже часть юбилейного сезона?

— Формально мы сезон открываем 3 октября — это будет премьера «Набукко» Верди. И весь этот сезон будет посвящен, конечно, юбилею Колобова. Но, кроме того, есть специальный большой проект, который мы затеяли с Московским музеем современного искусства (ММОМА), он называется «Музей в опере / Опера в музее» и тоже связан с юбилеем. Эта программа состоит из трех частей, и первая из них — это гастроли спектакля «Passion».

— Но это именно гастроли, не вступление «Новой оперы» в копродукцию с Дягилевским фестивалем?

— В свое время мы должны были делать этот спектакль вместе с Дягилевским фестивалем. Но потом в силу целого ряда объективных причин проект как совместный не состоялся, хотя для этого с нашей стороны была сделана значительная часть предварительной работы. Технические параметры разрабатывались именно исходя из того, что этот спектакль будет показан в «Новой опере» после премьеры в Перми. Потом мы с Теодором вели долгий диалог о том, когда бы мы могли все-таки показать его в Москве,— и в марте 2025-го наконец договорились о сроках. И поскольку так получилось, что технические вопросы были уже решены, мы это подумали все-таки осуществить.

— Технические вопросы какого рода? Оформление сцены?

— Да, все спектакли Дягилевского фестиваля в Перми выпускаются в здании завода Шпагина, то есть в цеху. Там специально для фестиваля каждый раз строится все — сцена, зрительный зал. И это одна из причин, по которым спектакли Дягилевского фестиваля обычно лишены гастрольной судьбы: такой площадки нигде больше нет, если только не арендовать где-то цех и там все заново построить. Но это, во-первых, очень дорого, а во-вторых — не всегда возможно. А вот в случае «Passion» все конструировалось как раз с таким расчетом, чтобы можно было это легко перенести на нашу сцену.

— А каким образом эти гастроли увязались с колобовским юбилеем? И с другими частями проекта?

— Сейчас объясню. Сначала это был отдельный гастрольный проект, который прямого отношения к Колобову не имел. Параллельно с этим мы года полтора назад начали думать, как мы будем отмечать юбилей основателя нашего театра. Я разговаривал об этом с огромным количеством людей — естественно, с Марфой Колобовой (дочь Евгения Колобова.— “Ъ”), с теми, кто с Колобовым работал. И все время искал, за что зацепиться, потому что меньше всего мне хотелось сделать мемориальный фестиваль — и этим ограничиться.

Я изучал то, что Евгений Владимирович делал, и мне все время казалось, что он пытался что-то поменять в нашей оперной жизни. Пытался взломать традиционные, иногда закостенелые подходы. Вот эта так называемая Опера Ивановна — он ее сам так называл — она его не очень устраивала.

Он хотел сделать оперный театр живым — доказать, может быть, в первую очередь себе, но, конечно, и публике тоже, что опера — это довольно современное искусство. И оно резонирует с сегодняшним днем.

И в какой-то момент я подумал, что по случаю его юбилея надо сделать выставку. Не обычную выставку, какие бывают в театральных фойе, а что-то гораздо более глобальное, серьезное, живое и имеющее отношение к оперному театру как к современному искусству. Раз уж Колобов исходил из того, что опера — глубоко современный жанр.

— Но что же на такой выставке показывать?

— Я предложил подумать об этом двум кураторам, с которыми меня познакомили — Георгию Никичу и Виктору Мизиано. Сначала они, конечно, изумились. Но в какой-то момент пришли ко мне вот с какой идеей: это будет выставка в ММОМА, основанная на конкретной опере — «Борис Годунов». На этом мы и остановились. Выставка должна открыться 23 марта.

— Каким образом она будет основываться на «Борисе Годунове»?

— Это будет тотальная инсталляция на все три музейных этажа, вдохновленная оперой Мусоргского. Тем более что Колобов и здесь отметился: мы обнаружили, что именно он впервые — в Москве, во всяком случае,— исполнил первоначальную авторскую версию оперы, без польского акта. Кураторы пригласили десять художников, которым предложили пофантазировать на темы оперного спектакля «Борис Годунов» — какие у них возникают ассоциации, мысли, рефлексии. Каждый по-своему вступает с оперой в диалог. У каждого свой собственный объект, и эти объекты выстроятся с определенным сюжетом и с определенной интригой. Объекты не только пространственные — там будут музыка, шумы, звуки.

— Таким образом, Дюсапен и Курентзис — первая часть, выставка — вторая. А что третье?

— Надо, во-первых, уточнить: первая часть — это не только сам спектакль, причем спектакль мультимедийный, с большим количеством технологий, которые используются и в музеях в том числе. В фойе и на лестницах театра мы показываем выставку Алексея Трегубова, которую мы назвали «Референсы». Это как бы предисловие к спектаклю — мы предлагаем наши версии характеров героев оперы. Показываем, как эти в общем-то универсальные характеры могут быть связаны с разным культурным контекстом. Но это также и проект о свободе интерпретации конкретного сюжета.

Во-вторых, да, будет выставка — но до нее полгода. Мы понимали, что надо протянуть какой-то мост и не дать забыть публике о том, с чего мы начали. Так появилось среднее звено, серия открытых дискуссий, которую мы назвали «In between» — «Между». Прежде всего — разговор о самом Колобове, потом дискуссия о Жераре Мортье, который тоже пытался «пересобрать» оперную жизнь. Затем мы соберем руководителей музеев и поговорим с ними о театрализации музеев, о том, что это означает сегодня. Ведь музей перестает быть герметичным: все главные выставки последнего времени, даже в классических музеях, это, по сути, перформанс, очень театральное переживание. Неслучайно их часто оформляют именно театральные художники. Так образовался трехчастный проект, я предложил его поддержать Фонду Потанина, и они сразу откликнулись — эта междисциплинарность их тоже очень интересует.

— Вы давно продвигаете идею копродукций между отечественными оперными театрами. Есть ли сдвиги на этом поле? Возникли ли у вас новые проекты такого рода?

— Есть интенсивные контакты с Пермью, с Нижним Новгородом. Пока это не оформлено в конкретные проекты, мы обсуждаем разные названия, сроки, бюджеты. Я уверен, что в конце концов все срастется — для этого есть все необходимое. Но хочу подчеркнуть, что плодотворные коллаборации возможны, как вы видите, не только с другими театрами, но и с музеями. Мы сейчас обсуждаем, например, с одним из московских музеев постановку танцевального спектакля на его площадке. Возможно, это уже в следующем сезоне состоится.

— Какие практические менеджерские задачи решаются такими коллаборациями? Грубо говоря, зачем все это оперному театру?

— Тут комплекс задач. Есть задача административно-финансовая — мы таким образом разгружаем свой бюджет. Все эти совместные проекты привлекают дополнительные финансовые средства и, безусловно, вызывают не только любопытство у публики, но и интерес у меценатов. И если бы не наши меценаты, такие проекты были бы неосуществимы.

Но есть и задача привлечения новой аудитории. И она тоже решается таким образом.

Сотрудничество театров между собой, сотрудничество театра с музеями — все это действительно своей новизной и непривычностью привлекает людей.

В том числе и тех, кто, например, раньше не заглядывал ни в театр, ни в музей. Поэтому стратегически эта работа очень важна.

— Это в большей степени общие соображения или факты?

— Я говорю с цифрами в руках. Все это замеряется, есть люди, которые этим занимаются по нашей просьбе. Мы проводили анализ нашей аудитории в июле 2025 года. Я не могу сказать, что по всем показателям посещаемости мы находимся на первых местах — мы брали еще несколько музыкальных театров для сравнения. Но в «Новой опере» сегодня совершенно точно самый высокий процент молодой аудитории — 23–35 лет. У нас этот показатель в два раза выше, чем у любого другого московского музыкального театра.