Полк французов и Кутузов

На могиле генерал-фельдмаршала Кутузова в Казанском соборе обозначена дата рождения: 1745 год. Если бы это точно было так, страна сейчас отмечала бы 280-летие со дня его рождения. Михаил Кутузов — один из самых известных военных деятелей в истории России. В то же время генерал-фельдмаршал, под командованием которого русская армия изгнала из страны Наполеона и начала славный Заграничный поход, остается спорной фигурой. Даже с датой рождения Кутузова все непросто: день — 16 сентября — известен, а вот с годом уверенности нет.

Текст: Иван Тяжлов

Танки и Кутузов

В Москве бронзовый генерал-фельдмаршал, верхом, с высоты пьедестала, уже больше полувека смотрит на проспект, названный его именем. Он врос не только в столичную топонимику, но и в разговорную речь: «Ну ты прям Кутузов!» — говорят школьнику, получившему фингал в драке. Учитель и командир будущего фельдмаршала, Александр Суворов, военный гений, любитель и знаток опасного сарказма в общении с вышестоящим начальством, но в конечном итоге — слуга царю и отец солдатам, в течение значительной части жизни делал и говорил, казалось, все возможное, чтобы стать фольклорным героем. Кутузов тоже отличался жизнелюбием, но после пары опытов в молодости не любил публично шутить — да и вообще делать что-либо напоказ. И все же в повседневной речи его имя попадается точно никак не реже суворовского,— причем порой в парадоксальном контексте. «Знаешь, за что Кутузова глаза лишили? За то, что танки к Москве не пропустил!» — с подкупающей похмельной рассудительностью сказал однажды студенту-историку пожилой работник рыболовецкого хозяйства на Азовском море.

Родня и Кутузов

О Михаиле Кутузове известно, что он умер 28 апреля 1813 года в городке Бунцлау (ныне — Болеславец в Польше). Что касается места рождения, то таковым иногда называют Петербург — но в петербургских метрических книгах не удалось найти запись о его появлении на свет и крещении. На могиле Кутузова в Казанском соборе Петербурга годом рождения значится 1745-й, но современные биографы склонны считать правильным 1747-й.

Род Кутузовых восходит к первой половине XIII века: некто Гавриил во времена Александра Невского приехал «из Прус» в Новгород, а его правнука прозвали Кутузом. Тогдашняя Пруссия еще не была безусловно немецкой, так что речь необязательно идет об иностранном происхождении рода. Прозвище Кутуз могло восходить к тюркскому слову, означающему вспыльчивость, но тюркский мир не очень вяжется с русским северо-западом XIII века. На Руси, согласно словарю Владимира Даля, кутузом в некоторых областях называли связанные в узел вещи — или подушечку для плетения кружев.

В XVII веке предки Кутузова бывали среди воевод. Дальше известно следующее: дед его служил капитаном, а отец, псковский дворянин Илларион Матвеевич Кутузов, получил чин генерал-поручика артиллерии. Титулованной знатью Кутузовы не были: в княжеское достоинство Михаил Кутузов был возведен в ознаменование заслуг в подписании Бухарестского мира с Турцией в 1812 году.

Женат он был один раз — на Екатерине Ильиничне Бибиковой, сестре друга Суворова. Они венчались в Петербурге в апреле 1778 года (жениху было за 30, невесте — 24); у них родились пятеро дочерей и сын, умерший в младенчестве. Две дочери овдовели в результате войн, в которых деятельное участие принимал их отец.

Пули и Кутузов

В 1759 году юный Михаил Кутузов был зачислен в Артиллерийскую и инженерную дворянскую школу, окончил ее в 1761-м и вскоре получил чин капитана, заведуя канцелярией генерал-губернатора Ревеля (ныне — Таллин, Эстония), герцога и генерал-фельдмаршала русской службы Петра Августа Фридриха Гольштейн-Бекского. Но долго ходить по ревельскому паркету Кутузову не пришлось: сделавшись капитаном, он почти сразу получил в командование роту в Астраханском полку, шефом которого был Суворов.

Кутузов воевал на территории только что включенной в состав империи части Польши, но в основном его карьера складывалась на юге, где Россия теснила Турцию.

Он участвовал в нескольких сражениях на Дунайском театре военных действий, но в 1772 году — как раз после неудачной шутки то ли над генерал-фельдмаршалом Петром Румянцевым, то ли над светлейшим князем Григорием Потемкиным — был переведен в Крым.

Именно там он был ранен в глаз: это произошло летом 1774 года в бою с турецким десантом, высадившимся под Алуштой. Кутузов, к тому времени подполковник и командир батальона гренадер, привел свое состоявшее из новобранцев подразделение в «такое совершенство, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат,— не мог нахвалиться в рапорте императрице генерал-аншеф Василий Долгоруков.— Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши между глазу и виска, вышла на пролет в том же месте на другой стороне лица». После этого боя Кутузов был представлен к ордену Святого Георгия IV степени.

Ранение было ужасным и могло стоить подполковнику жизни, не говоря уже о зрении: пуля — свинцовый шар диаметром чуть не в два сантиметра — вошла в его левый висок и вышла у правого глаза, задев, вероятно, лобную долю мозга. Оперировал Кутузова французский хирург на русской службе Жан Массо. Вопреки стереотипу, созданному не без участия актера Игоря Ильинского, игравшего Кутузова в «Гусарской балладе» (1962), полководец не носил повязки и до конца дней видел поврежденным глазом. Внешне ранение с годами стало более заметно.

Императрица отправила его на два года в отпуск в Австрию и Германию и приказала оплатить его медицинскую реабилитацию. Кутузов был ей уже известен — в 1767 году он, несмотря на молодой возраст, принимал участие в занятиях Уложенной комиссии по систематизации законов.

После поездки за границу Кутузов вернулся в строй, был произведен в полковники и получил под начало Луганский пикинерный, а затем Мариупольский полк (легкая кавалерия). Под началом Суворова Кутузов уже в статусе генерал-майора сражался под Кинбурном (1787), а на следующий год был снова опасно ранен в голову при осаде Очакова — и снова выжил:

«Судьба сохраняет этого человека для чего-нибудь необыкновенного»,— записал один из находившихся при штабе иностранцев.

Даже после опасных ранений Кутузов не жалел себя в бою: это признавали позднее и те, кто критически высказывался о его полководческих талантах. При взятии Измаила в декабре 1790 года он командовал одной из штурмовых колонн и снискал похвалу Суворова: «Генерал Кутузов шел у меня на левом крыле; но был правою моей рукою».

Двор и Кутузов

Сын генерала и сам генерал, Михаил Кутузов хотел и умел быть не только военным и дипломатом — в 1793 году он отправился в качестве имперского чрезвычайного посла в Турцию,— но и царедворцем. Допустив однажды ошибку, которая стоила ему фактической высылки в Крым, он старался в дальнейшем избегать любых шагов, которые могли быть не так поняты и превратно истолкованы.

К 1795 году он вошел в круг доверенных лиц фаворита Екатерины II Платона Зубова — и это знакомство принесло ему должность главнокомандующего сухопутными войсками, флотилиями и крепостями в Финляндии (в состав Российский империи Финляндия войдет только в 1808 году). Одновременно 50-летний Кутузов становится директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса и генерал-губернатором Вятки.

Кутузову, которого некоторые его военные сподвижники позже назовут «отвратительным интриганом» (Дмитрий Дохтуров) и «низким царедворцем» (Михаил Милорадович), удалось почти невозможное: он был приближен ко двору в последние недели жизни Екатерины II, но сохранил свой статус и после восшествия на престол Павла I, который, как известно, не жаловал мать и не выносил многих ее придворных. Кутузов, похоже, ни разу не подвергался опале за четыре года павловского царствования.

Он отбыл было осенью 1799 года командовать русским экспедиционным корпусом в Голландии — шла война Второй коалиции против революционной Франции, Суворов после блистательной кампании в Италии переправлялся через Альпы,— но с полдороги был отозван: Павел счел, что корпус целесообразнее эвакуировать. В 1800 году во время маневров под Гатчиной император вручил Кутузову орден Андрея Первозванного — высшую награду Российской империи: ее голубую ленту мы видим почти на всех поздних портретах полководца.

В роковой для Павла I вечер 23 марта 1801 года Кутузов ужинал в Михайловском замке вместе с членами императорской фамилии. В заговоре против императора он, по-видимому, не участвовал — во всяком случае, его никогда не называли среди заговорщиков. С новым императором Александром I поначалу Кутузов выстроил было приемлемые отношения: царь назначил его военным губернатором Петербурга и Выборга.

Александр и Кутузов

С Александром у Кутузова все оказалось сложно. Уже в 1802 году он был отправлен в отставку и уехал в Горошки (ныне Хорошев, Украина) — в имение, подаренное ему Екатериной II. Это была лишь первая опала: после этого Александр несколько раз то поручал Кутузову ответственные военные и дипломатические миссии, то разочаровывался в нем — а потом снова призывал на службу.

Кутузов командовал русским корпусом в битве при Аустерлице — и был единственным, кто высказывал недовольство диспозицией.

При этом сам он проспал почти все заседание военного совета, на котором союзники обсуждали грядущий бой, ни слова не возразил, а отговорить находившегося при армии Александра попытался уже после совета, в последние часы перед сражением — и то не напрямую, а, например, через обергофмаршала Николая Толстого, управлявшего делами двора.

Все это само по себе вызвало гнев рвавшегося в бой 27-летнего царя — а уж когда Наполеон разгромил союзную армию русских и австрийцев, Кутузову тем более трудно было не оказаться крайним.

Сам он был ранен под Аустерлицем — и снова в голову, но на этот раз сравнительно легко: задело лишь щеку. Его зять, граф Федор Тизенгаузен, оказался среди тысяч павших русских солдат и офицеров.

Публично Александр никогда не пенял Кутузову за Аустерлиц и в следующем году вручил ему орден Святого Владимира I степени. При этом генерал явно раздражал его: Александр за глаза звал Кутузова лобызалом и сатиром. Вероятно, сказывалась почти двукратная разница в возрасте — и то, что весь кутузовский обиход сложился при Екатерине и Павле, в «век минувший».

Граф Александр Ланжерон, участвовавший в бою при Аустерлице в ранге генерал-лейтенанта и подвергшийся недолгой опале из-за этой крупной военной неудачи, писал, что Кутузов был «очень умным, но страшно слабохарактерным и соединял в себе ловкость, хитрость и действительные таланты с поразительной безнравственностью... Он получил уже тогда настолько опыта, что свободно мог судить как о плане кампании, так и об отдаваемых ему приказаниях... Но все эти качества были парализованы в нем нерешительностью и ленью физической и нравственной».

О Кутузове говорили, что он никогда не выезжает на рекогносцировку, пренебрегает осмотром позиций и в полевом лагере предпочитает не покидать своей палатки.

Александра это не могло не раздражать — но тем не менее он высоко ценил Кутузова: в противном случае полководцу не было бы поручено ни губернаторство в Литве и в Киеве, ни заключение Бухарестского мира с Турцией после шестилетней войны 1806–1812 годов, и не было бы пожаловано княжеское достоинство. Он не был бы в критический для России момент в августе 1812 года назначен командующим армией вместо Барклая де Толли, вопреки скептическому хмыканью высших офицеров; не стал бы генерал-фельдмаршалом через пять дней после Бородино и принятия решения оставить Москву. Он не получил бы в декабре 1812 года орден Святого Георгия I степени «за поражение и изгнание неприятеля» — эта награда сделала его, с учетом трех предыдущих Георгиев, первым в империи полным кавалером ордена. Наконец, полководец не удостоился бы почетного погребения в Казанском соборе, если бы император не чтил его память.

Наполеон и Кутузов

Петр Багратион, которому было уготовано пасть в сражении на Бородинском поле, писал в 1811 году Барклаю, что «Кутузов имеет особый дар драться неудачно». Это утверждение приходит в некоторое противоречие с длинным списком сражений, выигранных русскими войсками во время войн с Турцией под командованием или при участии Кутузова. Но, так или иначе, Кутузов, по-видимому, смог настроить против себя если не всех, то многих высокопоставленных военных.

Его критиковали едва ли не за каждое решение, принятое в кампанию 1812 года. За оставление позиции в Царевом-Займище, где он сразу после назначения в августе мог, по мнению некоторых горячих голов, дать генеральное сражение Наполеону в более выгодных условиях, чем при Бородино. За выбор места при Бородино («Все выбираем и все хуже находим»,— ворчал Багратион). За то, что почти не командовал в день Бородинского сражения 7 сентября. Кутузову, естественно досталось за оставление Москвы, и за отказ пленить если не всю, то большую часть отступающих французов на Березине, и за недовольное ворчание по поводу начала Заграничного похода. Кутузов не считал нужным полный разгром Наполеона, но продолжал вести армию, пока «нервическая горячка, осложненная паралитическими явлениями», не свалила его в Силезии и не свела в гроб.

Принято было считать, что Кутузова как противника практически не замечал Наполеон. Сам Кутузов за Наполеоном внимательно следил, вероятно, еще до Аустерлица, а после него, находясь на театре военных действий с Турцией, изъявлял нежелание вновь оказаться в армии, которая противостояла бы французскому императору. При этом, оказавшись во главе действующей армии, Кутузов проявил довольно детальное знание психологии противника. Ему приписывается фраза: «Мы Наполеона не победим, мы его обманем».

Кутузов понимал стремление Наполеона решить судьбу кампании одним генеральным сражением, как это почти во всех случаях ему удавалось. И русский полководец, пока было возможно, уклонялся от генерального сражения.

Это вызвало разочарование Наполеона, который в августе, узнав о кутузовском назначении, воскликнул: «Его призвали командовать армией для того, чтобы драться». Кутузов же говорил: «Наполеон подобен быстрому потоку, который мы не могли остановить. А Москва — это губка, которая всосет его в себя».

Оказавшись в Москве, которая через несколько дней превратилась в огромный костер, Наполеон надеялся сделать Кутузова своим посредником в переговорах о мире: «Посылаю к вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах,— писал он своему противнику 3 октября 1812 года.— Хочу, чтоб Ваша Светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно, когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые я с давних пор питаю к вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом».

Наполеона крайне впечатлило Бородино, где сошлись почти 300 тыс. человек, и почти треть из них была убита или ранена. «Общие потери сторон оказались таковы, как если бы на протяжении всех десяти часов сражения каждые пять минут заполненный пассажирами авиалайнер падал бы на этом участке площадью 15,5 кв. км и все на борту погибали бы или получали травмы»,— написал британский биограф Наполеона Эндрю Робертс. Интенсивность артиллерийского огня в этот день была выше, чем в любом предыдущем сражении Наполеоновских войн.

Кутузов после боя приказал отслужить благодарственный молебен, словно это была победа, и французы также сочли, что победили, поскольку поле боя осталось за ними. Но Бородино стало началом конца — причем не только русской кампании Наполеона, но и всей его политической картеры. «Меня упрекают, что я не погиб при Ватерлоо,— сетовал он на острове Св. Елены.— Я думаю, мне скорее следовало погибнуть в битве под Москвой».

Толстой и Кутузов

В исторической «канонизации» Кутузова сыграли роль три довольно разных человека. Первым оказался император Николай I, в 1837 году увидевший в 25-летии Отечественной войны большой пропагандистский потенциал.

По велению Николая поле в Бородино начало превращаться в национальный мемориал. Он же приказал поставить перед Казанским собором в Петербурге памятники Кутузову и Барклаю де Толли. В 1844 году был установлен памятник в Малоярославце, где за 32 года до этого стало ясно, что наполеоновское нашествие обречено: «Малоярославец — предел нападения, начало бегства и гибели врага»,— гласит надпись на мемориале, и это, бесспорно, еще один памятник Кутузову — полководцу, уклонявшемуся от сражения, все-таки давшему его, потерявшему треть армии, но не солдатскую любовь и в итоге спасшему страну.

Лев Толстой в конце1860-х опубликовал свою эпопею «Война и мир», в которой не только создал образ Кутузова-фаталиста, но и попытался подвести под этот образ целую философскую концепцию.

«В 12-м и 13-м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки,— писал Толстой спустя чуть более полувека после событий.— Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению (Александра II.— “Ъ”), сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы — полной победы над французами. Такова судьба не великих людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов». Кутузов, считал Толстой, «от начала до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный в истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события».

В отличие от Наполеона, «Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m-me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что-нибудь доказывать».

Создавая свой образ Кутузова, умудренного сознанием бессмысленности суеты перед лицом народных судеб, Толстой приводит ряд описанных мемуаристами ситуаций, в которых его герой действительно бормочет что-то невнятное. При оставлении Москвы губернатор Федор Ростопчин (Растопчин), встретив Кутузова, стал упрекать его: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения». Он мог иметь в виду уже данное сражение, а мог и вовсе «проспать» вопрос, как проспал военный совет перед Аустерлицем.

В другой раз Кутузову передают предложение государя назначить генерала Алексея Ермолова начальником артиллерии, и он отвечает: «Да, я и сам только что говорил это»,— хотя за минуту до того говорил совсем другое. «Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии. Беспрестанно этот старый человек, дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные — первые, которые ему приходили в голову»,— объясняет Толстой. Следует, впрочем, помнить, что это роман, а не точное историческое свидетельство.

Наконец, третий соавтор канонизации Кутузова, Сталин, не был склонен в данном случае к философскому поиску. Когда началась Великая Отечественная война, он назвал Кутузова среди других главных русских полководцев, призывая равняться на их опыт. В 1942 году, спустя день после знаменитого приказа «Ни шагу назад!», был учрежден орден Кутузова. Хотя немецкие танки уже были к тому моменту отброшены от Москвы, в какой-то мере генерал-фельдмаршал и светлейший князь Михаил Кутузов все же сыграл свою роль в том, что их «не пропустили».