Событие недели — "Красные огни" (Feux rouges, 2003), экранизация Седриком Каном романа Жоржа Сименона (22 сентября, "Культура", 22.25 ****). Кан методично изучает психопатологию повседневности. В его фильмах все узнаваемо, все обыденно, все банально, но из этой обыденности вдруг начинает лезть такая жуть, что Дэвид Линч по сравнению с Каном покажется добрым сказочником. Так, из провинциального быта южной Франции в "Роберто Зукко" (2001) выныривал обаятельный парень, серийный убийца без видимых причин, который, покончив с собой в тюрьме, навсегда лишил следствие возможности разобраться в его мотивировках. А в "Красных огнях" кошмар — это сумма пустяков: фильм пугает, поскольку почти каждый может почувствовать себя на месте главных героев. Семейная пара собирается отправиться на автомобиле на юг, забрать детей из летнего лагеря. Жарко. Жена (Кароль Буке), как водится, слишком долго собирается и красится. Лысоватый муж (Жан-Пьер Дарруссен, идеальный "средний француз") раздражен, он уходит из дому и, ожидая жену, начинает потихоньку-полегоньку накачиваться алкоголем в кафе. Когда они, наконец, выезжают, дороги уже забиты пробками. Муж путает повороты, создает аварийные ситуации. Теперь уже жена пилит его, а он в пику ей тормозит на заправках, чтобы пропустить еще стаканчик. Во время такой остановки жена исчезает из автомобиля. То ли, как и грозилась, бросила мужа, чтобы продолжить путь на поезде, то ли похищена бежавшим из тюрьмы убийцей, из-за которого на шоссе то и дело попадаются импровизированные блокпосты. Сгущается ночь, и одновременно сгущается сумеречная зона сознания героя: где реальность, а где вполне реальный по фактуре бред, уже и не разобрать. Но Кан, что трогательно, извлекает из этой истории не вывод о непознаваемости бытия, а очень простую мораль: не раздражайтесь по пустякам, щадите близких, будьте к ним снисходительны, не доказывайте всем и каждому свою правоту. Короче говоря, с любимыми не расставайтесь.
Стефан Клавье в "Прекрасной Рите" (Lovely Rita, sainte patronne des cas desesperes, 2003), напротив, торопится заинтриговать зрителей (22 сентября, "Россия", 3.55 **). Фильм — вариация на популярный в американском кино 80-х мотив "яппи в опасности". Закомплексованный аудитор, благополучно "утопив" фирму, которую инспектировал на Лазурном берегу, решает немного оторваться. Находит по интернету симпатичную девицу, приезжает к ней домой и застает там труп мужчины и маргиналку, которая, угрожая ему оружием, вынуждает стать своей сообщницей. Но по сравнению с "Красными огнями" все сюжетные навороты кажутся безнадежно киношными и оставляют зрителя безразличным.
"Сад камней" (Gardens of Stone, 1987) Фрэнсиса Форда Копполы — полузабытый фильм автора "Апокалипсиса сегодня", взглянувшего на этот раз на вьетнамскую войну не как на кошмарную оперу, а через призму армейского быта (23 сентября, "Первый канал", 1.10 ****). Вьетнама как такового в фильме нет: только письма, все более и более безнадежные, которые присылает с фронта юный Джеки, быстро растерявший весь свой патриотизм. На экране стреляют, но это не бой, а маневры в беззаботной Вирджинии. Война для Копполы на этот раз не вертолетные атаки под музыку Вагнера, а мемориальное Арлингтонское кладбище, куда из Индокитая идут все новые и новые гробы. И где в роте почетного караула служит старый вояка Хазард, пытавшийся научить Джеки науке выживать и мечтающий стать инструктором молодых солдат, чтобы гробов стало хоть немного меньше. Необычна для Копполы и дотошность, с которой он возрождает на экране раскол американского общества по поводу вьетнамской войны: у Хазарда роман с либеральной журналисткой-пацифисткой. Впрочем, у Копполы был очень крепкий литературный источник — мемуары Николаса Проффитта, выросшего на военных базах, где служил его отец, а затем работавшего во Вьетнаме фронтовым корреспондентом "Newsweek". "Тайное окно" (Secret Window, 2000) Дэвида Копа — филигранная, но предсказуемая экранизация романа Стивена Кинга (23 сентября, "Первый канал", 23.20 ***). Джонни Депп в роли исписавшегося и потрясенного изменой жены писателя Морта Рейни с самого начала задает такой градус тихой патологии, что становится очевидным: главная угроза в фильме исходит именно от него. А вовсе не от гиньольного маньяка, который вторгается в его отшельническую жизнь, чтобы предъявить абсурдное обвинение в плагиате.