личным опытом делится Сергей Дюпин
Сценки и персонажи, представленные на выставке господина Хогга, показались мне забавными. Однако поверить рассказу автора о том, как его с распростертыми объятиями приняла лондонская мафия, чтобы он снял "хронику жизни современных гангстеров", я не могу.
За девять лет работы в "преступном" отделе газеты "КоммерсантЪ" мне приходилось чуть не ежедневно общаться с представителями силовых структур — как официальных правоохранительных, так и негосударственных теневых. За это время я присутствовал на одиннадцати мероприятиях федерального масштаба, организованных российским криминалитетом,— в основном это были похороны "воров в законе" и "авторитетных бизнесменов". Рассказать читателю об этих событиях мне, в той или иной степени подробности, удавалось, но ни одного фотоснимка присутствовавших на похоронах людей для газеты я не сделал. В качестве иллюстрации к тексту каждый раз приходилось ставить прижизненный портрет усопшего, сделанный милиционерами во время его предыдущих задержаний или отсидок, или фотографию его утопающей в венках могилы.
Снять последнее пристанище покинувшего этот мир "крестного отца" не возбраняется; при этом любая попытка фото- или видеовмешательства в частую жизнь провожающих его в последний путь воспринимается крайне негативно. Чтобы "авторитетные" участники похорон, съезжающиеся обычно из разных городов России и стран ближнего зарубежья, чувствовали себя спокойно, организаторы церемонии всегда выставляют вокруг места ее проведения не только обычную, видимую охрану, но и, выражаясь оперативно-тактическим языком, секреты. Небольшие группы молодых мафиози проверяют, например, подъезды и крыши соседних домов, на которых может занять позицию человек с камерой; с той же целью идущую по кладбищу похоронную процессию всегда сопровождает скрытое боевое охранение, перемещающееся параллельным курсом по тропинкам между могилами.
Мне запомнился инцидент, произошедший на похоронах известного в России воровского патриарха Владимира Савоськина (Савоська) на Котляковском кладбище в Москве. Его жертвой стал незнакомый мне человек с фотокамерой — крупный мужчина лет сорока. Был он журналистом, милицейским оперативником или просто фотографом-любителем, я так и не выяснил. Мужчина выбрал позицию за большим памятником, расположенным возле центральной аллеи — он, видимо, рассчитывал сделать пару кадров проплывающего мимо гроба и сразу сбежать по узким проходам между могилами. Фотографа, как я потом узнал, вычислили и нейтрализовали еще до подхода процессии. Саму встречу этого человека с уголовным спецназом никто из провожающих не видел — когда мы проходили мимо, он уже сидел на лавочке, прикрывая лицо окровавленным носовым платком. При этом все шедшие за гробом без труда могли реконструировать подробности инцидента — участок аллеи напротив памятника был обильно залит кровью и буквально усеян какими-то стеклышками и шестеренками, среди которых лежал выломанный под самый корень зуб. Отчитываясь затем перед старшими, дозорные уверяли, что на уборку вещдоков у них просто не оставалось времени, но я подозреваю, что "запчасти" мужчины и его фотоаппарата они оставили на асфальте специально — в назидание.
Забота о неприкосновенности своей частной жизни для профессиональных преступников — не просто блажь, а способ выживания. Мафиози прекрасно понимают, что с видеокадрами, полученными, например, с похорон "авторитета" федерального значения, на которых присутствует вся криминальная элита страны, будут работать не только журналисты, но и оперативники МВД или ФСБ. Опытный опер, скорее всего, опознает на них своих находящихся в розыске "клиентов", как бы те ни пытались маскироваться; увидит номера их автомобилей и лица охранников, а все это в дальнейшем поможет опергруппе спланировать операцию по захвату разыскиваемого. Нередко в "похоронную" видеосъемку попадают уважаемые чиновники, политики и люди в погонах, близко знавшие покойного, но тщательно скрывавшие свою связь с ним. По видеозаписи можно определить и общую расстановку сил в криминальном мире: кто идет за гробом первым, кто стоит рядом с сегодняшними лидерами, а кому приходится довольствоваться скромным местом в хвосте процессии.
Таким образом, получить фотографии криминальных генералов, предать их огласке и сохранить при этом хорошие взаимоотношения с мафиозными структурами, на мой взгляд, не реально как в России, так и в любой другой стране мира. Ведь методы работы спецслужб везде примерно одинаковы.
На массовые мероприятия, организованные представителями высшего криминалитета, даже без какой-либо снимающей или записывающей аппаратуры попасть сложно. Единственный способ поучаствовать в процедуре — это убедить кого-то из ее организаторов в том, что ты не работаешь на милицию, и аргументированно доказать этому человеку необходимость своего присутствия.
Решение о допуске на мероприятие журналиста всегда принимается первыми лицами после обязательной личной встречи с ним, а готовят его те, кто стоит рангом пониже. Перед официальным визитом к "авторитету" эти люди должны тщательно "пробить" личность и послужной список претендента, а также подробно допросить его. Во время моей поездки в Комсомольск-на Амуре, где проходили похороны человека N 2 в российской криминальной иерархии Евгения Васина (Джема), мне повезло с "куратором" и только благодаря этому человеку я не был отшит от процедуры еще на дальних подступах.
— Вот спросит тебя "вор", зачем ты сюда приехал,— учил меня Валера за бутылкой "Балтики N 3". — Что ты ему ответишь?
— Скажу, что нашим читателям интересно знать о жизни и смерти человека, который многого добился в этом мире.
— Ответ неверный. Твой интерес здесь никого не волнует. Говори: "Приехал правду писать".
Валера просидел со мной всю ночь и на следующее утро я — способный ученик — благополучно сдал экзамен. Правда, пользуясь общеобразовательной терминологией, на троечку.
"Можешь остаться, — разрешил распоряжавшийся церемонией "законник". — Но никаких фотоаппаратов и диктофонов, Будут проблемы, говори, что за тебя тюменские воры сказали". Аудиенция заняла всего две или три минуты.
Фразу про тюменских воров на похоронах мне пришлось произносить раз, наверное, пятьдесят — меня, чужака, постоянно вычисляла то одна, то другая патрульная бригада. А в какой-то момент я чуть было не разделил участь фотокора, о котором рассказывал выше. Конфликт произошел после того, как я подошел к установленным в храме венкам и достал из кармана крошечный блокнот, рассчитывая переписать надписи на ленточках. Запомнить имена и "погонялки" всех "авторитетных" людей, приславших соболезнования покойному Джему, было просто нереально.
Этот жест едва не стоил мне здоровья — рядом тут же оказались трое одинаковых молодых людей в кожанках и темных очках, которые в довольно жесткой форме обвинили меня в нарушении слова, данного тюменским "бродягам". Я, в свою очередь, настаивал на том, что запрещена была только запись с применением спецсредств, к которым карандаш никак не может относиться. Блокнот, в итоге, пришлось отдать.
Несмотря на то, что я беспрекословно выполнил все достигнутые ранее договоренности, уже утром следующего дня, как только заметка появилась в интернете, за мной пришли (в Комсомольске-на Амуре я жил в гостинице — Ъ). Разговор, состоявшийся в соседнем номере, который занимал тюменский "вор в законе", был одним из самых тяжелых в моей жизни. "Законнику" не понравилась всего одна, абсолютно нейтральная с моей точки зрения, фраза — о том, что авторитетные люди прилетели на похороны на чартерах, арендованных в разных городах России. Этот "штришок", по мнению моего собеседника, давал людям неверное представление о масштабах организации и привлекал к ней внимание властей.
От неизбежных репрессий меня спасла чудесная девушка Аня, работавшая в то время стенографисткой Ъ,— ей я диктовал свою заметку про похороны по телефону. Поскольку связь между Москвой и Комсомольском-на Амуре была плохая, Аня перепутала две буквы в прозвище этого "вора" и кличка в тексте получилась неопознаваемой. "Я в суматохе забыл сказать тебе, что в тексте не должно быть никаких имен и "погонялок",— сказал тюменский "авторитет".— Но ты, молодец, догадался сам". Аню я до сих пор мысленно благодарю, когда в моей жизни происходит что-нибудь хорошее — ведь если бы не она, всего этого я мог бы и не увидеть.