доказывает Михаил Трофименков
Почему Никита Михалков снял "12", ремейк классической судебной драмы Сиднея Люмета "Двенадцать разгневанных мужчин" (1957),— вопрос вопросов. Единственный ответ вполне трогательный: пьеса, по которой поставлен фильм, да и сам фильм настолько запали в душу режиссеру еще в юности, что он просто реализовал заветную мечту. Но зачем в таком случае разговоры о жгучей актуальности, привязка действия к чеченской войне? Приемный сын-латинос в семье янки — ситуация наверняка даже для 1950-х годов гораздо более жизненная, чем приемный сын-чеченец в семье российского офицера наших дней. Тогда уж гораздо актуальнее было бы в эпоху полковника Буданова перелопатить, скажем, "Военные потери" Брайана де Пальмы (1989), драму о коллективном изнасиловании вьетнамской девушки взводом джи-ай и единственном из солдат, отказавшемся стать скотом и сдавшем правосудию своих боевых товарищей. Или "Возвращение домой" (1978) Хэла Эшби, историю ветерана, ставшего пацифистом и покончившего с собой. Перенес же, и вполне органично, дебютант Алексей Мизгирев коллизию "Таксиста" (1976) Мартина Скорсезе в Москву-2006.
Но это, так сказать, поверхностная актуальность. Ремейк — это же не просто новый фильм по старому сценарию, а транскрипция потенциально кассового сюжета с одного киноязыка на другой. То, что чемпионы ремейков — американцы, не случайно. Голливудские продюсеры знают как "Отче наш", что американский зритель не пойдет, да и не будет иметь шансов пойти, на европейский фильм, как бы прекрасен он ни был в оригинале. Поэтому Голливуд в массовом порядке скупал, например, в 1970-80-х годах французские сценарии, иногда даже, хотя и редко, любезно приглашая режиссера переделать свой фильм на американский лад. Так появились американские вариации "Мужчины, который любил женщин" Франсуа Трюффо и "Никиты" Люка Бессона, "Беглецов" Франсиса Вебера и "Будю, спасенного из воды" Жана Ренуара, даже "На последнем дыхании" Жана-Люка Годара — казалось бы, самого авторского из авторских фильмов на земле. Когда же Голливуд делает ремейк собственного фильма былых времен, это тоже понятно: неистребимое представление о том, что сценарий существует отдельно от режиссера, который никакой не автор, а, так сказать, фотограф сценария.
Ремейков же российских фильмов не существует, поскольку в советскую эпоху они были невозможны по идеологическим соображениям, а в постсоветскую — Голливуду, увы, просто не на что позариться из отечественной продукции. Но ремейк голливудского фильма — нонсенс по определению. Язык Голливуда — это эсперанто, язык без границ, понятный и в Москве, и в тайских джунглях, и в Египте, и в Антарктике, если бы пингвины смотрели кино. Переводить с эсперанто на родной язык, будь то испанский или русский, бессмысленно. Во всяком случае, до сих пор история кино не знала примеров подобных экспериментов. Так что Никита Михалков совершил своего рода культурный подвиг, перед которым меркнут все его предыдущие попытки объяснить миру, что тот или иной его фильм — русский, и этим все сказано.