фестиваль театр
На Хельсинкском фестивале искусств выступила театральная группа, которую в европейском фестивальном просторечье именуют "цирк Чаплиных". Спектакль "Оратория Аурелии" поставила дочка Чарли Чаплина Виктория Тьере Чаплин, а главную роль в нем играет его внучка — Аурелия Тьере. Из Хельсинки — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Спектакль Виктории и Аурелии Тьере — из тех, которые можно рекомендовать любому человеку, вне зависимости от его возраста, национальности и эстетических пристрастий. С точки зрения строгой жанровой классификации, "Оратория Аурелии" принадлежит к так называемому "новому цирку" — синтезу драматического театра, театра "физического" и кукольного, циркового иллюзиона, грубоватого фарса, традиционной пантомимы и чего-то еще трудноопределимого, безумного, что, собственно говоря, и отличает сей род современного театра от всех прочих. В этом жанре особенно преуспели французы. Дочь и внучка великого актера из французского ряда не выбиваются — не только по языковому принципу, но и по эстетическому. Так что если подыскивать самую близкую аналогию "Оратории", то это, конечно же, хорошо знакомый нашей публике Филипп Жанти, спектакль которого "Край земли" стал одним из главных событий недавно закончившегося Чеховского феста.
Как и "Край земли", чаплинская "Оратория Аурелии" — спектакль-путешествие. Куда и зачем бежит женщина, почему ее все время пытается окликнуть и остановить мужчина, на этот счет у каждого зрителя может появиться своя собственная версия. Прежде всего, это путешествие за театральными приключениями. Каждая минута спектакля — сюрприз. Начать с того, что героиня живет в стоящем посреди сцене комоде. Из одного ящика появляется ее голова, из другого — нога, и прежде чем ты соображаешь, что тебе показывают фокус и что нога явно принадлежит кому-то другому, третий ящик превращается в ванную, еще откуда-то извлекаются туфельки, тарелка с недоеденным завтраком и подсвечник: сборы молодой женщины в дорогу — процесс хлопотный и суетливый.
Собственно говоря, спектакль, поставленный Викторией Тьере Чаплин для своих дочери и зятя, Аурелии Тьере и Хулио Монжа, можно назвать концертом из весьма приблизительно связанных друг с другом эпизодов-номеров. Но надо быть каким-то совершенно неисправимым занудой, чтобы пенять авторам "Оратории Аурелии" на отсутствие "цельности" или некую непроясненность общего сюжета. Бог с ними, с сюжетом и цельностью, если каждые пять минут зал разражается восторженными аплодисментами. Прошла ночь после спектакля — и зритель, наверное, не восстановит в точности последовательность всех эпизодов. Но в том, что лучшие из них останутся в памяти надолго, сомневаться не приходится.
Например, как "оживает" красная бархатная рама сцены, прячущая в своих складках немало неожиданностей, а то и срывающаяся с места, точно паруса корабля на ветру. Или как, нацепив на руки женские туфельки и изогнувшись дугой, Хулио Монж в одиночку, акробатическим трюком, изображает танцующую пару. Или как мужчина и женщина, забравшись в широкий костюм, вдвоем превращаются в одного человека. Законы арифметики в "новом цирке" не действуют: два может легко равняться одному, а один — двум. Для этого можно не только надеть вторую пару обуви, но и "одушевить" собственное пальто, чтобы потом вступить с ним в нешуточную схватку.
Пустая поначалу сцена оказывается под завязку заполнена всяческими сюрпризами — и преподносятся они зрителям ровно настолько быстро, чтобы он не утомился, и ровно настолько размеренно, чтобы он успел насладиться неистощимой фантазией потомков самого великого клоуна. Отлично придуман кукольный театр, который устраивает Аурелия для кукольных детей. Или эпизод, в котором ее тело становится песочными часами, и она словно вся "ссыпается" внутрь себя,— как можно лучше изобразить человеческое увядание? Вообще, смерть, без сомнения, бродит где-то рядом с "Ораторией", за кулисами веселья. И это, кстати, одна из особенностей "нового цирка": он никогда не бывает беззаботным, он в полной мере впитал невеселый опыт века, в котором родился. И когда в финале само тело героини превращается в туннель, сквозь который бежит по круговым рельсам игрушечный поезд с огоньками,— испытываешь прилив той смеси грусти и радости, которую принято называть чаплинской. К "Оратории Аурелии" это определение применимо во всех смыслах.