фестиваль театр
В столице Шотландии завершился Эдинбургский международный фестиваль. Его театральная программа в этом году была почти сплошь американской — и одним из главных событий фестиваля стал показ спектакля "Кукольный дом" по пьесе Ибсена в постановке ветерана американского авангардного театра Ли Бруера. Из Эдинбурга — РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Великая пьеса Генрика Ибсена о женщине, бросающей мужа и детей, чтобы почувствовать себя настоящим человеком, имеет два традиционных сценических названия — "Нора" и "Кукольный дом". По тому, какое из них выбирается, можно судить о намерении того или иного режиссера: либо крупным планом подать в спектакле центральный женский характер, одну из самых лакомых, но и самых сложных женских ролей мировой драматургии, либо сосредоточиться на проблемах семейных и социальных. Спектакль американского театра "Мэбу Майнс" называется "Кукольный дом", и хотя женский "образ" решен в нем довольно необычно и сильно, по-другому называться он не мог бы, потому что название здесь — не метафора семьи, построенной на лжи, а буквальная концепция постановки.
В начале действия голая театральная сцена на глазах у зрителей убирается ярко-красными занавесами и таким же задником, а посреди этого "богатства" выстраивается из ширм натуральный кукольный домик, пестрый и смешной, весь в цветочках, со слишком маленькими для нормального человека дверями, окошками и предметами обстановки. Сама Нора, ее подруга Кристина и служанка — законные обитатели смешного детского мира: наряжены как куколки, хлопают ресницами, заламывают ручки, возятся с кукольной мебелью и по любому поводу переходят на писклявые голосовые регистры.
Но настоящие хозяева кукольного мира появляются только через полчаса. Трое мужчин — муж Норы Хельмер, его приятель доктор Ранк и шантажист Крогстад — озабоченно выбегают на сцену друг за другом. Для мужского состава спектакля двери и мебель оказываются в самый раз: эти роли режиссер Ли Бруер поручил, как сказали бы в строго политкорректной Америке, людям альтернативного роста, а по-нашему, по-некорректному,— актерам-карликам. Но маленьких мужчин Марка Повинелли, Рикардо Гила и Кристофера Медину трудно назвать объектами театральной насмешки. Потому что весь созданный на сцене художницей Нарелл Сиссонс мир действительно принадлежит им.
Не вышедшие ростом актеры ведут себя в "Кукольном доме" как настоящие мачо. Разговаривают с женщинами пренебрежительно, отрывисто и сурово, а Крогстад так просто насилует Кристину, ничуть не смущаясь физическим неудобством процесса. И самец Хельмер во время ключевого объяснения с женой решительно сбрасывает с себя рубашку и брюки в качестве решающего аргумента. Видимо, эти женщины не знают никаких других мужчин, а эти мужчины не знают никаких других женщин. Так устроено все общество, а вовсе не конкретная семья. И карикатурным распределением ролей Ли Бруер вовсе не придумывает курьез ради курьеза. Играя реальными масштабами людей, он лишь визуализирует вопиющую нелепость маскулинного, патриархального мира.
Постановка "Мэбу Майнс", однако, вовсе не смотрится каким-то тупым обличительным кунштюком. 70-летний Ли Бруер вполне ироничен (иначе не посадил бы перед сценой тапершу за пианино, играющую мелодии Эдварда Грига и превращающую таким образом монологи героев в мелодекламацию) — как и положено умудренному опытом театральному ветерану. Вместе с Робертом Уилсоном и Элизабет Ле Компте, руководителем The Wooster Group, он принадлежит к числу высших авторитетов американского театрального авангарда (несколько лет назад в Москве на Чеховском фестивале показывали "Госпел в Колоне" в его постановке, где античная трагедия исполнялась церковным хором чернокожих). Группа "Мэбу Майнс" была основана им и его единомышленниками еще в 70-е годы прошлого века в Нью-Йорке. Она стала признанной во всем мире лабораторией театрального постмодернизма, местом, где особенно рьяно занимались деконструкцией классического драматургического наследия.
Как и о многих других произведениях такого рода театра, рассказывать и думать об американском "Кукольном доме" много интереснее, чем смотреть его. Думать тем более интересно, что среди источников своего решения Ибсена режиссер называет 20-летней давности спектакль Лесли Мон, где Нора и Хельмер были изображены как Мао Цзэдун и его жена, предстающая перед публикой уже вдовой, узницей тюрьмы и членом "банды четырех", спектакли Бертольта Брехта в "Берлинер ансамбле", которые господин Бруер видел в молодости, и даже (уж бог весть, каким боком) фильм Ингмара Бергмана "Осенняя соната". Но когда оригинальная концепция Ли Бруера проясняется, смотреть "Кукольный дом" становится, по правде говоря, скучновато: перипетии собственно ибсеновского сюжета никак не меняют персонажей и ничего в них не проясняют. Остается лишь ждать, не покажут ли что-то нового и интересного ближе к финалу.
Показывают. Сцена в конце спектакля оказывается окружена этажами маленьких красных театральных лож, в которых видны куклы. Тот кукольный дом, который стоял на подмостках весь вечер, сложен на полу. Оставленный Норой во имя ее честности и независимости маленький муж лежит в кровати, а сама актриса Мод Митчелл в клубах дыма появляется в реальной театральной ложе — лысая и в телесного цвета комбинезоне. В общем, заканчивается "Кукольный дом" довольно-таки беспощадно по отношению к феминисткам: если и может женщина избавиться от роли куклы, то только окончательно потеряв человеческий облик.