Жизнь после моста
Кому и как помогают в Свято-Спиридоньевской богадельне и почему таких мест должно быть больше
Люди с тяжелой инвалидностью и часто болеющие нередко не имеют возможности существовать достойно и часто видеться с близкими. Их родные должны работать, потому что на пособие по уходу за инвалидом не проживешь. В социальных учреждениях не хватает персонала для базового ухода за пациентами — помощи в приеме пищи, мытье, переодевании, у их обитателей тоже дефицит общения. Причем в частных учреждениях ситуация порой хуже, чем в государственных, потому что многие работают в «серой зоне». Но есть заведения, где удается совместить и хороший уход, и домашние условия. Спецкорреспондент “Ъ” выясняла, почему в Свято-Спиридоньевской богадельне в Москве даже умирающие передумывают умирать.
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
Лиза упала с моста, когда ей было семнадцать. Заброшенный железнодорожный переход на окраине Смоленска — привычное место времяпрепровождения у подростков. «Я гуляла у себя на районе с соседом,— вспоминает она.— Мы дошли до железнодорожного моста, там под ним речка, мы с девчонками в детстве туда часто бегали, ноги мочили. А как выросли, стали ходить туда посидеть, поболтать. Там вообще не ездили поезда. Но так случилось, что в тот вечер поехал вагон. Мы не подумали, что он идет именно по нашим рельсам: там рядом, в нескольких метрах, есть действующие железнодорожные пути. Я обернулась, когда вагон был уже очень близко. Мой сосед успел уклониться, а меня зацепило, сбросило с моста». Падение, перелом шейных позвонков и диагноз, как приговор, пожизненный: ходить Лиза не сможет.
Несколько месяцев она провела в больнице. Потом — три года дома, взаперти. «За мной ухаживали мама, бабушка,— вспоминает Лиза.— Я занималась дома реабилитацией, насколько это было возможно. Ко мне приходила массажист, ЛФК помогала делать, давала домашние задания в виде разных упражнений».
Но все-таки домашних занятий было недостаточно. Из-за малоподвижного образа жизни у Лизы начались осложнения, ослабел иммунитет, воспалились почки. Лиза жила вдвоем с мамой, та постоянно была на работе, потому что надо на что-то существовать и лечить дочь. Пришлось искать новые варианты реабилитации.
В Москве много лет существует Свято-Спиридоньевская богадельня, где принимают людей с тяжелыми травмами или заболеваниями. Там Лиза находится уже три года. Богадельня подобрала для нее реабилитационный центр, который курирует ее восстановление. Инструктор ЛФК и тренер по физической реабилитации приходят к ней и проводят занятия прямо в ее комнате. «У меня здесь хорошая реабилитация,— говорит Лиза,— дома я не смогла бы такую получить. Дома у меня одна мама, и она работает. Здесь у меня больше возможностей».
Я спрашиваю Лизу, сколько она планирует тут жить.
— Наверное, до своего выздоровления,— отвечает девушка.
На самом деле никто не знает, сможет ли она выздороветь. Но ее жизнь здесь сильно изменилась по сравнению с той, какая у нее была дома, в Смоленске.
Сейчас Лизе 23. Она называет богадельню домом, и сюда к ней могут заглядывать ее друзья: «Мои подруги из Смоленска, из Питера иногда заезжают, гостят тут у меня». Про сестер милосердия, которые за ней ухаживают, Лиза говорит: «Они как моя семья». «С медсестрами я дружу,— рассказывает она.— Мы выходим с ними в город, ездим отдыхать. С одной из них мы ездили в Питер. Она меня сопровождала, чтобы я могла там встретиться с подругой».
За три последних года Лиза снова научилась двигать руками, смеяться и мечтать.
«Я помню, как сюда приехала,— рассказывает она.— Я ничего не могла делать сама, даже ложку в руке не держала. А сейчас я уже многое могу — есть, умываться, сидеть. У меня появилась самостоятельность. И люди здесь очень хотят мне помочь, это чувствуется каждый день и очень поддерживает. Я здесь по-настоящему живу».
Три года назад реабилитационный центр, который курирует Лизу, предложил ей получить профессию. «Мне прислали варианты специальностей, которые я могу освоить дистанционно,— рассказывает она,— и я выбрала то, что мне было интересно: детскую психологию». Через год она получит профессию детского педагога-психолога и сможет работать.
Когда я разговаривала с Лизой, в комнату вошла ее мама — невысокая худенькая женщина с уставшим, но улыбающимся лицом. Она приехала из Смоленска сразу после ночной смены, чтобы успеть навестить дочь.
Сотрудник Свято-Спиридоньевской богадельни Михаил Зайцев
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
Сотрудник Свято-Спиридоньевской богадельни Михаил Зайцев
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
«Здесь живут, а не лежат»
Свято-Спиридоньевская богадельня, расположенная в историческом здании рядом с Ильинским храмом в центре Москвы,— одно из немногих негосударственных учреждений сестринского ухода, куда можно попасть без прописки, родственников в столице и денег. Главное условие — чтобы человек не был опасен для себя и окружающих.
«У нас не учреждение, а дом,— объясняет сотрудник богадельни Михаил Зайцев.— Не палаты, а комнаты. Не койки, а кровати. Здесь живут, а не лежат».
История этого приюта для отчаявшихся больных началась 25 декабря 1999 года, когда группа сестер милосердия из Первой Градской больницы решила помочь одиноким пожилым женщинам, которым некуда было идти после лечения. Благотворители пожертвовали четырехкомнатную квартиру в пятиэтажке у Донского монастыря, в которой разместились шесть человек. За ними круглосуточно ухаживали сестры милосердия и добровольцы.
В 2014 году приют переехал в историческое трехэтажное здание из красного кирпича. Раньше, в XIX веке, здесь находилась Свято-Спиридоньевская богадельня. Сегодня здесь 20 мест в просторных комнатах, большие кухни-гостиные, уютный двор, куда людей вывозят прямо на кроватях — после ремонта в здании появился грузовой лифт, в который легко вмещается полноценная медицинская лежанка. И маленький домовый храм, куда людей тоже привозят прямо в кроватях. Я стою на пороге этого крошечного храма. В центре, прямо перед алтарем — две кровати, на них лежат пожилые женщины, неподвижные, застывшие, только глаза — горячие, живые. Лики с икон смотрят на женщин, а женщины — на иконы. Между ними происходит какой-то скрытый от меня диалог, и я тихо удаляюсь.
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
На стене третьего этажа — фотографии людей, которые жили здесь до самой смерти. Кто пять лет, кто десять. Первые старушки, поселившиеся в квартире у Донского, тоже теперь глядят с портретов. Оставаться здесь можно месяц, а можно — десять лет. Никто никого не торопит. Иногда те, кто приехал умирать, живут здесь долгие годы, как 53-летний Владимир. Он был программистом, работал, встречался с друзьями, ездил на отдых. Ему было 35, когда он неудачно прыгнул в водоем и повредил позвоночник. После долгих скитаний по больницам он попал в богадельню в очень тяжелом состоянии, с пролежнями и разрушенными костями.
«Мы думали, он не выживет»,— говорят сестры милосердия. Но с тех пор прошло уже 15 лет.
Другой обитатель богадельни, Евгений, получил похожую травму в 20 лет, прыгнув в реку вслед за другом. Прежде чем оказаться здесь, пролежал 30 лет в кровати дома.
Михаил Зайцев показывает мне комнаты, хозяева которых сейчас гуляют: разноцветное постельное белье и милые шторы — в каждой комнате свои оттенки, своя расцветка. Одна дверь закрыта, и мы не нарушаем приватности. «Тут женщина, которая не любит посторонних,— объясняет Михаил.— Она дочь и внучка священника, живет затворницей, молится, читает».
На кухне третьего этажа пахнет домашней едой. Сестра милосердия кормит пожилую женщину с ложки. Время обеда еще не пришло, но некоторым жильцам нужно есть часто. Другая сестра вяжет что-то на спицах. В клетке на окне чирикают мелкие птички.
Интерьер жилой комнаты в Свято-Спиридоньевской богадельне
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
Интерьер жилой комнаты в Свято-Спиридоньевской богадельне
Фото: Ольга Алленова, Коммерсантъ
«Чтобы человек был не один»
Главный двигатель жизни здесь — сестры милосердия и волонтеры. Они делают то, на что в обычных социальных учреждениях часто не хватает времени и сил: кормят с ложечки, переворачивают больных каждые два часа, чтобы не появились пролежни, держат их за руку, разговаривают с ними.
Екатерина Бороткина — высокая красавица с широкой улыбкой и лучистыми глазами. Училась на филолога, планировала жить обычной жизнью, но однажды тяжело заболела, а придя в себя после комы в реанимации Первой Градской больницы, увидела над собой девушку в белом платье и белом платке с красным крестом. «Я тогда сразу поняла, кем хочу быть,— вспоминает Екатерина.— Я была светским человеком, стала ее расспрашивать, она мне рассказала про Свято-Димитриевское училище сестер милосердия. И пока я болела, стала читать про это училище. Узнала, что там половина предметов медицинские, половина — духовные. Я подумала, что и то, и другое мне как раз и нужно для развития, почему бы не попробовать? Учиться я могла в двух местах — в институте на заочном и в училище по вечерам».
В училище она узнала про богадельню — место, где люди «живут в домашней атмосфере» и где все «держат друг друга за руки и обнимаются».
Теперь почти каждое ее утро начинается с того, что она моет, одевает и кормит своих подопечных. Такая работа тяжела физически: утренний туалет, смена белья, перевязки, дежурства, перебежки с первого этажа на третий, помощь больным с приемом пищи, с прогулками. А еще она трудна эмоционально. «Когда у тебя на смене человек с деменцией, который то тебя проклинает, то называет дочкой, надо помнить, что это не он проклинает, это его болезнь,— говорит Екатерина.— Ему самому тяжело, его самого болезнь мучает». Ей всего 22. В этом году она окончила и институт, и училище. Всю рабочую неделю она проводит в богадельне, а в выходные волонтерит в приюте для собак.
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
«Я не думаю про эту работу как про труд,— говорит она.— Это просто моя жизнь. Мне она нравится. Она меня очень заряжает. Приходишь домой уставшая, а на душе тепло: понимаешь, что сделала сегодня все правильно, кому-то помогла, никого не обидела. У меня молиться получается плохо, поститься я не могу по здоровью, а здесь я какую-то пользу приношу, и есть ощущение, что нашла свою нишу в жизни».
Кристина Матвийчук — бывший редактор, филолог, а теперь начинающий иконописец, пришла богадельню в прошлом году. Сначала хотела просто помогать — иногда, в свободное время.
«А потом я не смогла уже уйти,— признается она. — Увидела, как человек, много лет лежащий в кровати и не говорящий, улыбается мне, когда я к нему захожу. Это — как чудо».
Она проводит здесь два дня в неделю, помогает сестрам милосердия с документацией, общается с жильцами. «У человека может быть не так много впечатлений в жизни,— рассуждает она.— Он может лежать и смотреть в потолок, и это вся его жизнь. Но когда с ним рядом кто-то есть, когда кто-то с ним говорит, то у этого болеющего появляются новые эмоции, новые ощущения, и они отвлекают его, дают ему новую жизнь».
Кристина дружит с 70-летней Еленой Логуновой, бывшим реставратором из Смоленска. После инсульта та плохо говорит, но все понимает и многое помнит. «Она обсуждает со мной какие-то фильмы, дает мне советы, спрашивает, когда я снова приду,— рассказывает Кристина.— Однажды сказала: "Ты мне как дочка"». С утра Елена Львовна спрашивает, какой сегодня день, потому что знает расписание Кристины. Она ее всегда ждет.
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
Фото: Коммерсантъ / Ольга Алленова
На вопрос, что дает ей волонтерство, Кристина отвечает: «Ощущение, что время моей жизни не проходит впустую». Когда она работала в издательстве, ей казалось нечестным выпускать книги, которые сама она «никогда читать бы не стала». Сейчас она говорит, что нашла свое место.
Выхожу на улицу. Тепло и пасмурно. В беседке во дворе отдыхают три женщины — на кроватях и в креслах. Одна, совсем пожилая и неподвижная, смотрит в точку на потолке. Другая с удовольствием ест клубнику из маленькой вазочки и рассматривает цветы, окружающие беседку. Неподалеку мужчина в панаме читает книгу. На стульчике перед ним — тоже вазочка с ягодами. Елену Львовну только что вывезли на кровати во двор. Она смотрит на меня и улыбается. После трех инсультов она потеряла способность двигаться и почти не может говорить, но улыбка еще при ней, и именно эта улыбка ободряет волонтера Кристину.
Парадоксально, но тут, в месте, где смерть так близко, остро чувствуется жизнь.
«У нас тут была монахиня Антония,— вспоминает Кристина.— Много лет тут жила. Когда она умерла, я не представляла, как же я приду сюда, а ее нет. А потом подумала, что ей тяжело было жить в том состоянии, в каком она находилась последние годы. И надо думать не о себе и своей грусти, а о ней. Ушла она в день Жен-Мироносиц. То есть, наверное, тогда, когда это и было нужно».
— У вас нет ощущения несправедливости смерти? — спрашиваю я сестер милосердия.
Они отвечают, что смерть — это часть жизни. Если принимаешь жизнь, то принимаешь и смерть.
— Я могу говорить только о своем опыте,— рассуждает Кристина.— Каждый раз, когда тут кто-то умирал, у меня было ощущение, что человек подошел к какой-то границе, которую ему надо было перешагнуть. И для меня было важно, что мы сделали для него все, что могли, и что ему тут было хорошо.
— Смерти мы не боимся,— говорит сестра милосердия Екатерина.— А вот одиночества боятся, наверное, все. Поэтому мы стараемся делать все, чтобы человек был не один.