Произведения, похожие на искусство

Выставка Шимона Окштейна в Русском музее

выставка живопись

В Русском музее открыта выставка Шимона Окштейна, американского художника, уроженца Черновцов, выпускника Одесского художественного института имени М. Б. Грекова,— "Разговор с объектом". На МИХАИЛА Ъ-ТРОФИМЕНКОВА она произвела умиротворяющий эффект провинциального музея искусства ХХ века.

На экране монитора, установленного в одном из залов Мраморного дворца, Шимон Окштейн рассказывает, как неинтересно ему "понятное" искусство. Если он понимает "от и до", как сделана картина, она не вызовет в нем никаких эмоций. Это очень искреннее признание, мечта психоаналитика. Дело в том, что по поводу работ самого господина Окштейна вопросов, как это сделано, не возникает.

На выставку можно приводить студентов-искусствоведов, чтобы экзаменовать по истории искусства ХХ века. Творческая вселенная художника напоминает славный музей современного искусства в тихом пенсильванском городке, который обзавелся недурной коллекцией модернизма.

Наверное, этому воображаемому музею завещал свою коллекцию какой-нибудь декадентствующий бизнесмен, поклонник немецкой "новой вещности" 1920-х годов и лесбийской агрессивности Тамары Лемпицки. Алые губки, оскаленные зубки, мундштуки с сигаретами на отлете, ножка в разрезе платья, на которую похотливо взирает управляющий в полосатом костюме, шляпки-колокола, густо затемняющие глаза, недвусмысленные объятия "подруг". Это Шимон Окштейн начала 1980-х.

Потом в коллекцию "музея" влилось собрание мецената, поклонявшегося метафизикам и сюрреалистам. Манекены как у Джорджо Де Кирико. Коллажи с газетными заголовками и дамскими головками как у дадаистов. Котелки и трубки как у Рене Магритта. Впрочем, не совсем. Бельгийский сюрреалист рисовал трубку и писал на холсте: "Это не трубка". Господин Окштейн рисует трубку и подписывает: "Трубка". При желании можно увидеть в этом спор с классиком, утверждение познаваемости бытия в пику иррационализму. Это Шимон Окштейн второй половины 1980-х.

Продолжать список творческих манер, свойственных господину Окштейну в разные периоды, можно долго. В 1980 году он растворял виды города Спрингфилд, где тогда жил, в нервном цветовом потоке а-ля Фрэнсис Бэкон. В 2007 году привязывает к картине тележку из супермаркета, набитую бытовой химией, как среднестатистический поп-артист середины 1960-х. Чуть раньше полосовал холсты ножом, как Лучио Фонтана. Еще раньше, но чуть позже, чем это сделали постмодернисты, играл с барокко, перерисовывая фламандские натюрморты. И не отказывал себе в удовольствии запечатлеть на холсте розово-оранжевые губки и щечки, сделавшие бы честь рекламной полосе глянцевого журнала. Можно назвать это всемирной отзывчивостью русской души. А можно — идеальной офисной живописью, демонстрирующей одновременно и чуткость заказчика к современным тенденциям, и его же здоровый консерватизм: тенденции-то не самые современные, а так, позавчерашние.

Но душа художника все-таки лежит не к ним, а к любовному прорисовыванию на огромных холстах бытовых предметов, от наперстков и швейных машинок до инвалидных кресел. Некоторые из них кажутся насыщенными почти метафизическими смыслами, но только в том случае, если эти смыслы присущи самому предмету, например зеркалу. Иногда механизмы напоминают причудливых животных, но только потому, что напоминают их и в быту. А так иголка остается иголкой, таблетка таблеткой. Но кураторы выставки совершенно правы, отмечая "блестящую технику рисования", приобретенную художником в юности. Наверное, в училище имени М. Б. Грекова готовили очень хороших рисовальщиков для технических энциклопедий.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...