выставка современное искусство
В галерее "Кино" открылась выставка "Гламур и антигламур". На вопрос "С кем вы, мастера культуры? С гламуром или против него?" отвечали художники самых разных поколений и направлений. Вернее, за них отвечала куратор проекта и хозяйка галереи Елена Юренева, самовольно разделившая художников на гламурных и антигламурных. В полной бессмысленности не только этой оппозиции, но и самого порядком осточертевшего слова "гламур" убедилась побывавшая на выставке ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Слово "гламур" появилось в русском языке гораздо раньше, чем кажется,— еще до эпохи глянцевых журналов, но всуе тогда не употреблялось и писалось, кажется, английскими буквами. Лично мне оно впервые попалось в какой-то рецензии на первую российскую выставку фотографа Хельмута Ньютона, состоявшуюся еще в 1989 году. С тех пор гламур не только уверенно русифицировался, но и вообще стал куда более доступным. Все, что блестит, и есть гламур — кажется, примерно так рассудили в галерее "Кино".
Так что в сторонники гламура записали Катю Филиппову. Она представлена сделанными отнюдь не к данной выставке произведениями из цикла "Русский модерн" — фотографиями не то актрис, не то светских дам в пышных маскарадных туалетах, убранных в узорчатые раззолоченные оклады. Компанию госпоже Филипповой, уже бывшей заметной художницей и дизайнером альтернативной моды еще тогда, когда "гламур" в России писали по-английски, составил тоже питающий страсть ко всему блестящему Андрей Бартенев с несколькими фотоколлажами на тему клубной жизни, а также бывший теннисист, а ныне художник Арсений Власов. В "Кино" господин Власов представил серию компьютерных коллажей анилиновых цветов "Адам и Ева" — милующихся на фоне огней большого города юношу с девушкой модельной внешности, больше всего напоминающих первые опыты провинциального подростка, мечтающего о карьере дизайнера глянцевого журнала. Таким же неофитством отдают и произведения другого "открытия" галереи — представленного как "фотограф, стилист и дизайнер" Владимира Бордо, приделавшего стразы и цветочки к фотографиям томных юношей.
В борцы с гламуром почему-то записали некоего Валерия Сыроваткина. Хотя в его серии компьютерных принтов "Утоление гламура" — заросли тропической зелени, в которой, подобно мотылькам и колибри, притаились крошечные фигурки красоток и красавцев, вырезанные все из тех же глянцевых журналов,— трудно различить хоть какой-то критический посыл. Зато есть явное желание "сделать красиво". Ряды бойцов с красивой жизнью укрепили за счет опять-таки не нового цикла Александра Тягны-Рядно "Ленин с нами" — фотограф снимал всевозможные "призраки коммунизма", еще бродящие по российской провинции: заснеженных садово-парковых Ильичей, портреты и бюстики вождя, доживающие свой век по углам школ, библиотек и учреждений, таблички с названиями улиц и площадей, еще носящих имя Ленина, и так далее.
Впрочем, даже этот весьма смиренный упрек победившему капиталистическому гламуру развесили наиболее незаметным образом — в предбаннике. Сюда же сослали и произведения записанного в сторонники гламура Сергея Шутова из давней серии "Труд и капитал": раззолоченные и кислотно-радужные хипповские пацифики тут соседствуют с комсомольской символикой и образами советской борьбы за мир — всевозможными гневно сжатыми кулаками, серпами-молотами и тому подобным.
Несмотря на то что все эти отсылки к "совку" загнали в угол, они, пожалуй, выглядят куда более убедительным гламуром, нежели вся та аляповатая мишура художников Власова, Сыромяткина и Бордо, которой отдана большая часть экспозиции. Гламур как-никак это все же "большой стиль", которым, несомненно, обладал советский мир, но, похоже, так и не смог выработать нынешний "глянец". Ведь даже успешнее всех отыгрывающие постсоветскую мифологию Владимир Дубосарский и Александр Виноградов опираются все же на надежную основу кондового соцреализма. Любые попытки работать с отечественной глянцевой эстетикой как с всамделишной поп-культурой выглядят столь же неубедительными и жалкими, как и сам этот новорусский гламур. В отличие от образчиков западного масскульта наш гламур похож не столько на сошедшее с безупречно отлаженного конвейера промышленное изделие, сколько на кособокий кустарный контрафакт.