Конкурс архитектура
В Калининграде состоялся конкурс на проект музыкального театра. Амбициозная программа губернатора Георгия Бооса заключается в том, чтобы создать из театра общеевропейский аттракцион. Пока удалось реализовать только одну часть стратегии создания архитектурного мегапроекта — а именно, превратить конкурс в скандал. О конкурсе — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Конкурс на проектирование театра был объявлен в марте 2006 года. "Театр должен стать 'изюминкой' в градостроении. Его здание должно потрясать, о нем должны говорить в Европе, на его 'смотрины' должны приезжать специально",— сформулировал задачу губернатор Калининграда Георгий Боос. С этой целью была использована программа конкурса на проектирование Мариинского театра в Петербурге (театр как общественный центр с рекреационными и торговыми зонами). К участию пригласили москвичей Александра Асадова, Владимира Кубасова, Михаила Хазанова, московские бюро "Атриум" и "Среда", Никиту Явейна из Петербурга и калининградское бюро Игоря Паньковского. Названные москвичи и Никита Явейн — это первые номера нашей архитектуры.
Первый скандал на конкурсе случился весной. Михаил Хазанов привлек к участию студентов Московского архитектурного института, где он является профессором. В результате начали делать еще несколько проектов — одна группа студентов самого Михаила Хазанова, две группы под руководством Михаила Белова, одна профессора Андрея Некрасова, четыре группы профессоров Михе и Харитонова и одна под руководством Андрея Чельцова, Андрея Савина и Михаила Лабазова (группа "А-Б"). Это вызвало резкое возмущение Владимира Кубасова, автора здания МХАТа на Тверском бульваре. Академик и народный архитектор РФ заявил, что для него невозможно участвовать в конкурсе наравне со студентами, пригрозил обратиться в комиссию по архитектурной этике при Союзе архитекторов РФ и потребовал от руководства МАРХИ запретить студентам участвовать в конкурсе. Руководство МАРХИ это требование отклонило, но Михаил Хазанов снял с конкурса все проекты, сделанные студентами, за исключением одного, выполненного под руководством профессора Некрасова. С журналистской точки зрения это абсурд. Независимо от того, происходит ли дело в МАРХИ или в частной архитектурной мастерской, работа над такими проектами проводится одинаково. Есть главный генератор идей, мастер, есть его подмастерья. У господина Кубасова в составе коллектива — те же студенты МАРХИ. Ничего унизительного в его соревновании с профессорами МАРХИ усмотреть невозможно. Но у архитекторов своя этика.
Калининград — специфическое место. Бывший Кенигсберг, это был очаровательный немецкий город. Он полностью уничтожен войной, но при этом тщательно, по-немецки, документирован. Миф о старом Кенигсберге, открытки с его видами, книги о старом городе и т. д. сопровождают вас в этом городе постоянно. При этом, хотя культурно вы находитесь в пространстве города Канта и Гофмана, в реальности вы движетесь среди бесконечных пустырей с вставками ветшающей брежневской застройки. Вероятно, другого такого напряжения от зазора между мечтой о городе и его реальностью нет нигде в мире, что, естественно, очень заводит архитектора. Трудно сказать, благодаря ли специфике места, скандалу с участием студентов МАРХИ (их проекты были выставлены как внеконкурсные) или по каким-то другим причинам, это вдруг оказался очень сильный конкурс.
Сформировалось две основные концепции театра. Одна — Никиты Явейна и Александра Асадова — основана на идее "аттракциона на пустыре" и ближе к реальности Калининграда. Театр строится у пруда, и оба проекта "прячут" здание в берег. При этом Никита Явейн "закапывает" театр в естественный рельеф, здание покрыто зеленой травой, из которой торчат своего рода стеклянные "доты" трех круглых залов, а Александр Асадов создает металло-стеклянную экспрессивную горку, напоминающую искусственные горнолыжные спуски (проектами которых он в последнее время прославился), внутри которой опять же прячет театральные помещения.
Вторая концепция заключалась в овеществлении в театре духа старого Кенигсберга. Исторически на том месте, где строится театр, находился дом Гофмана, и ряд проектов пытался обыграть этот факт. Михаил Хазанов предлагал осуществить здесь раскопки, показать фундаменты старых домов, а над ними на сваях расположить достаточно фантастический объект — висячий сад. Михаил Белов придумал, на мой взгляд, самый интересный проект — его театр представлял собой некий мираж готического собора, в котором располагался целый город. Андрей Некрасов предложил своего рода воссоздание старой архитектуры Кенигсберга — он строит на берегу озера средневековый квартал, а в него встраивает театр. Выглядит это так, как будто внутри старого Таллина произошел стеклянный взрыв.
Этот проект Андрея Некрасова и победил (поименую его соавторов — студентов Бейлина, Помелова, Ливиеву, Доменко и сестер Яцюк). В условиях конкурса написано, что победа дает право реализации проекта. Председателем жюри конкурса был губернатор Георгий Боос, членом жюри конкурса — главный архитектор города Александр Башин. Их подписи стоят под итоговым протоколом заседания жюри, фиксирующим победу Андрея Некрасова. Закончив конкурс, губернатор взял тайм-аут, после чего на заседании городского совета по культуре объявил, что театр будет строиться по проекту Александра Асадова.
Вероятно, тут можно сказать много гневных слов, но и так все ясно. Есть основания для суда, но по суду нельзя заставить губернатора строить театр именно по победившему проекту, максимум — получить с Калининградской области компенсацию. Хочется сказать о другом. У российских губернаторов стала модной идея архитектурного мегапроекта, который должен заставить говорить о себе Европу и мир. Началось с Валентины Матвиенко, с Мариинского театра. Недавно губернатор Пермского края Олег Чиркунов решил двинуть свою область вперед с помощью проекта Пермского художественного музея. Аналогичные проекты есть в Якутии и в Сургуте. Обосновывая эти проекты, ответственные люди обычно говорят о музее Гуггенхайм в Бильбао, приносящем Басконии, испанской автономии, 250 млн евро ежегодно.
Это очень спорные аналогии, потому что Баскония считает свои доходы от увеличения налоговых поступлений, а у нас с Испанией разные системы налогообложения. Но за этими проектами есть своя экономическая логика, поскольку все они финансируются областью и федеральным бюджетом на паритетных началах. То есть тот же театр в Калининграде позволяет привлечь в местный бюджет около 2 млрд федеральных долларов, а потом уж как-нибудь разберемся, где брать свою половину взноса. С культурной точки зрения неважно, на основании какой экономической логики про Калининград заговорит Европа. Но в этом деле есть определенные правила.
Конкурсы проводятся не только для того, чтобы выбрать архитектора, а еще для того, чтобы показать, что вы знаете установления, действующие в приличном обществе, на внимание которого рассчитываете. Ну вот вышвырнули из проекта Мариинского театра Доминика Перро. Вы что думаете, когда этот театр достроят, его удастся распиарить как заметное архитектурное произведение? После проклятий Перро? Ну вот проводил Юрий Михайлович Лужков конкурс на здание московской мэрии в Сити, который выиграл, кстати, тот же Михаил Хазанов. Теперь здание мэрии изменило в Сити свое местоположение, этажность, площадь, а соавтором к господину Хазанову назначили господина Ткаченко. То есть это другое здание, на другом месте и с другими авторами. И что, вы думаете, оно сохранит притягательность победителя международного конкурса?
Для появления культурного мегапроекта можно проводить конкурс, и это способствует его известности, но тут нельзя жулить. Заказал бы Георгий Боос проект театра западной звезде, и никакой неловкости бы не произошло. А так? Ну не будет Европа потрясена и не поедет она на смотрины театра в Калининграде. Не потому, что театр плохой. Понимаете, у наперсточников на рынке могут быть поразительные прозрения и виртуозный уровень фокусов. Но им все равно никто не верит. Люди почему-то стремятся держаться от них подальше.