«Никаких переговоров по каким-либо вопросам»
Почему Коминтерн проиграл нацистам борьбу за избирателя
90 лет назад, 20 августа 1935 года, в Москве завершил работу VII (и последний) Конгресс Коминтерна. Он принял важное решение: объединиться со всеми антифашистскими силами и отказаться от конфронтации с социал-демократами, а также либералами и католиками. Оно позволило коммунистам некоторых стран объединиться с другими левыми и центристскими партиями и вступить в общую борьбу против фашистов и ультраправых. Однако руководство ВКП(б), имевшее большое влияние на Коминтерн, ограничивало сотрудничество коммунистов с другими партиями, что снижало эффективность деятельности народных фронтов. Кроме того, решение последовало уже после прихода нацистов к власти в Германии и оказалось отчасти запоздавшим.
Приход к власти в Германии в феврале 1933 года национал-социалистов, крайне агрессивной партии, настроенной на подавление оппонентов и реванш за поражение в Первой мировой войне, резко обострил обстановку в Европе и повлиял на политический расклад во многих странах континента.
Победа Адольфа Гитлера и его сторонников на выборах стимулировала крайне правые партии и их сателлиты в других странах действовать «как в Германии» и одновременно заставила задуматься их противников о том, что необходимо наладить эффективное противодействие нацистам и их подражателям, отказавшись хотя бы на время от выяснения отношений между собой.
Секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров отмечал: успех нацистов стал возможен во многом потому, что им удалось привлечь массы, демагогически апеллируя к их нуждам и запросам. «Фашизм не только разжигает глубоко укоренившиеся предрассудки, но он играет и на лучших чувствах масс, на их чувстве справедливости и иногда даже на их революционных традициях»,— говорил болгарский коммунист на Конгрессе.
Но это было не единственной причиной прихода нацистов к власти. Многие историки выделяют также левацкую тактику Коминтерна, поддержку сектантского и ортодоксального крыла Компартии Германии (КПГ), отказ от сотрудничества с другими немецкими партиями в борьбе с гитлеризмом. Историк Александр Ватлин в книге «Утопия на марше», посвященной истории Коминтерна, цитирует обсуждение директивы для КПГ, разработанной русской делегацией Коминтерна с участием Иосифа Сталина и Вячеслава Молотова в июле 1930 года после роспуска рейхстага и назначения новых выборов: «В проекте директив должно быть указано на необходимость энергичной и постоянной борьбы с национал-социалистами наравне с борьбой КПГ с социал-демократией, разоблачив их как элементы, способные продаваться творцам Версаля… и подчеркнуть, что освобождение Германии от Версальского договора и плана Юнга возможно лишь при свержении буржуазии».
День Потсдама, рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер и президент Пауль фон Гинденбург, 21 марта 1933
Фото: Bundesarchiv
День Потсдама, рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер и президент Пауль фон Гинденбург, 21 марта 1933
Фото: Bundesarchiv
Еще один исследователь истории Германии и Коминтерна Фридрих Фирсов в книге «Коминтерн: погоня за призраком. Переосмысление» писал, что даже в критический момент, летом 1932 года, в Москве не сознавали смертельную угрозу нацизма для демократии и мира, что ярко проявилось в позиции лидеров ВКП(б) и руководства Коминтерна при выборах главы ландтага Пруссии в июне. 18 июня 1932 года лидер КПГ Эрнст Тельман, ранее наотрез отказывавшийся сотрудничать с социал-демократами, попросил у Коминтерна указаний, как действовать, поскольку на выборах мог победить нацист. Ответ из Москвы, несмотря на рост нацистской угрозы, был выдержан в прежнем духе: «Никаких переговоров с с.-д. или с партией центра ни по вопросам выборов председателя ландтага или зам. председателя или по каким-либо другим вопросам... Перед этими выборами партия обращается к германским рабочим с воззванием к внепарламентской борьбе за 4–5 антифашистских требований, которые совершенно понятны и приемлемы для большинства с.-д. рабочих, а также рабочим партии центра. В этом воззвании необходимо разоблачить с.-д. и партию центра как ответственных за образование правительства Папена и за рост нац.-соц.».
Бороться вместе
Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов, 1930-е
Фото: И. Шагин / фотоархив "Огонек"
Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов, 1930-е
Фото: И. Шагин / фотоархив "Огонек"
Победа нацистов в Германии, быстрая ликвидация ими политических свобод, массовые преследования всех политических противников — от коммунистов и социал-демократов до католиков, вынудившие уйти крупнейшую компартию Европы в подполье, показали различия между буржуазной демократией и фашизмом и заставили советское руководство и Коминтерн задуматься о смене политики в отношении левых и буржуазных политических партий, противостоящих нацистам.
Этому способствовали и события в Европе. В феврале 1934 года во Франции крайне правые политики и их сторонники устроили в Париже массовые беспорядки, в том числе штурм здания Национального собрания и сумели добиться отставки правительства радикала Эдуарда Даладье. В ответ центристы и левые провели более многочисленные демонстрации в столице и организовали общенациональную забастовку с антифашистскими и антивоенными лозунгами, в которой участвовали около 4,5 млн человек.
Левые и либеральные партии перешли к совместным действиям против правого правительства Гастона Думерга, пытавшегося получить чрезвычайные полномочия. В июле 1934 года компартия и социалисты подписали пакт о совместных действиях, а в октябре 1934-го один из лидеров ФКП, Марсель Кашен, написал в «Юманите» о возможности создания «народного фронта, объединяющего разнородные политические силы».
Эрнст Тельман, лидер немецких коммунистов (слева)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Эрнст Тельман, лидер немецких коммунистов (слева)
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Георгий Димитров, высланный из Германии после оправдания на процессе о поджоге рейхстага в феврале 1934 года и получивший пост секретаря Коминтерна, стремился трансформировать его деятельность в соответствии с новыми условиями. В одном из писем в ЦК ВКП (б) в июле 1934-го он отмечал: «Необходимо в связи с изменившейся обстановкой изменить и нашу тактику единого фронта. Вместо применения ее исключительно как маневр для разоблачения социал-демократии без серьезных попыток создать действительное единство рабочих в борьбе мы должны превратить ее в действенный фактор развертывания массовой борьбы против наступления фашизма». Он также призвал изменить методы работы Коминтерна, учитывая невозможность руководить из Москвы по всем вопросам всеми 65 секциями организации.
Сталин, отдыхавший в Сочи, согласился с доводами Димитрова и ответил: «Теперь дело в том, чтобы придать положениям Вашего письма конкретный вид, наметить новые формы органов КИ, наметить их личный состав и определить момент, к которому следовало бы приурочить практическое осуществление этого дела».
Однако часть руководства Коминтерна продолжала мыслить прежними категориями. В телеграмме от 31 октября 1934 года от французских коммунистов требовали: «Всякое участие буржуазных партий в антифашистском фронте должно быть заранее исключено. Однако отколовшиеся от этих партий группы, связанные с крестьянскими массами и принимающие программу антифашистского фронта, могут быть вовлечены в антифашистский фронт». Однако французские коммунисты оказались более гибкими и пытались наладить сотрудничество с социалистами и радикалами. 14 июля 1935 года, в день взятия Бастилии, на улицы Парижа вышли более полумиллиона человек под общедемократическими лозунгами. Это был хороший подарок Димитрову.
В своем докладе на Конгрессе он призвал «наносить ему (фашизму.— “Ъ”) решающие удары, пока он не сумел еще собрать своих сил, не позволить ему укрепиться, давать ему отпор на каждом шагу, где он проявляется, не допускать завоевания им новых позиций, как это пытается с успехом делать французский пролетариат». Герой Лейпцигского процесса подчеркнул: «Создание единого фронта, установление единства действий рабочих на каждом предприятии, в каждом районе, в каждой области, в каждой стране, во всем мире. Единство действий пролетариата в национальном и международном масштабе — вот могучее оружие, которое делает рабочий класс способным не только к успешной обороне, но и к успешному контрнаступлению против фашизма».
В завершающем выступлении на Конгрессе Димитров подчеркнул: «Коммунисты поддержат и методы борьбы других партий, какими бы недостаточным они бы не казались, если эти методы действительно направлены против фашизма. Готовы все это сделать, потому что хотим в странах буржуазной демократии загородить пути реакции наступления капитала и фашизма, помешать ликвидации буржуазно-демократических свобод».
Демонстрация с участием «Французской солидарности», «Патриотическая молодежи» и других правых организаций. Париж, февраль 1934
Фото: Photo12 / Universal Images Group / Getty Images
Демонстрация с участием «Французской солидарности», «Патриотическая молодежи» и других правых организаций. Париж, февраль 1934
Фото: Photo12 / Universal Images Group / Getty Images
Народное правительство — с коммунистами и без
В принятой 20 августа итоговой резолюции Конгресса подчеркивались важность сотрудничества компартий с социал-демократическими и другими реформистскими партиями в борьбе с фашизмом, возможность создания единых фронтов и коалиций и в случае победы левых сил — образования правительств народного фронта и участия в них коммунистов.
Болгарский коммунист Георгий Димитров
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Болгарский коммунист Георгий Димитров
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Однако в действительности стремление коммунистов войти в правительства Народного фронта, действовавшие во второй половине 1930-х годов во Франции, Испании, Чили и Мексике, неоднократно встречало возражения из Москвы. В частности, 11 мая 1936 года после победы Народного фронта во Франции Димитров заявил на заседании секретариата Коминтерна, что социалисты и коммунисты не получили прочного большинства во французском парламенте, и в правительстве, включающем радикалов и иные группы, им участвовать не следует.
Аналогичные директивы французские коммунисты получали и позднее, когда просили рекомендаций о работе второго правительства Народного фронта во Франции. Такая позиция не способствовала укреплению сотрудничества между коммунистами и другими партиями и затрудняла взаимодействие с ними после отставки Леона Блюма.
Аналогичную позицию Коминтерн занимал и в испанских делах. 23 июля, уже после начала мятежа Франко, Хосе Диас получил директиву: «До тех пор пока можно будет обойтись без непосредственного участия коммунистов в правительстве, целесообразно не входить в правительство, так как таким образом легче сохранить единство народного фронта. Участвовать в правительстве только в крайнем случае, если это абсолютно необходимо в целях подавления мятежа».
Только после настоятельных просьб партнеров по коалиции коммунисты вошли осенью 1936 года в правительство социалиста Ларго Кабальеро. Фридрих Фирсов, детально изучивший документы Коминтерна и ВКП(б), писал: на встрече с Димитровым 17 февраля 1938 года Сталин дал указание, чтобы испанские коммунисты вышли из испанского социалистического правительства Хуана Негрина: «Поддержка правительства, но не входить в правительство — это должна быть наша установка на данном этапе. Так же и во Франции». По всей видимости, в Москве стремились уклониться от ответственности за экономические неудачи и военные поражения соратников по народным фронтам.
Коалиции ослабляли и политические процессы в самом СССР. Громкие дела против «врагов народа» и «изменников Родины», в числе которых оказались многие видные деятели партии и государства, крупные военачальники и сотрудники Коминтерна, вызывали немало вопросов у европейских коммунистов, социалистов и их сторонников — рабочих, крестьян и интеллигентов, в частности о прочности советского государства и обоснованности обвинений против героев Гражданской войны.
Демонстрации на площади Бастилии, 1935
Фото: Agence Meurisse / Bibliotheque nationale de France
Демонстрации на площади Бастилии, 1935
Фото: Agence Meurisse / Bibliotheque nationale de France
Сомнения в правильности происходящего в СССР и снижение доверия к коммунистам и их политике усиливались публикациями людей, побывавших в Советском Союзе и заглянувших за парадный фасад «государства трудящихся». Посетивший СССР в 1936 году, еще до пика репрессий, французский писатель Андре Жид писал в книге: «Хотят и требуют только одобрения всему, что происходит в СССР. Пытаются добиться, чтобы это одобрение было не вынужденным, а добровольным и искренним, чтобы оно выражалось даже с энтузиазмом. И самое поразительное — этого добиваются. Малейший протест, малейшая критика могут навлечь худшие кары, они тотчас же подавляются. И не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено».
«Все усилия пропагандистской машины Коминтерна не смогли нейтрализовать негативного влияния сталинского террора на образ СССР за рубежом. После серии показательных процессов любые попытки сближения левых сил в рамках политики "народного фронта" потеряли под собой реальную почву»,— писал Александр Ватлин. Идея объединения антифашистских сил окончательно потеряла актуальность осенью 1939 года. 31 октября нарком иностранных дел Вячеслав Молотов заявил на заседании Верховного Совета СССР: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за "уничтожение гитлеризма", прикрываемая фальшивым флагом борьбы за "демократию"».