Прославленные человеколюбие и забота о ближнем, которыми с давних пор гордились на Руси, имели интересную особенность: они редко распространялись на пострадавших во время масштабных стихийных бедствий и эпидемий. Лишь в XVII веке страждущие русские люди стали получать помощь государства, и только в XIX веке подключились еще и общественные организации, а при советской власти заботиться о пострадавших стала армия. Отечественную историю помощи жертвам природных и техногенных катаклизмов восстановил обозреватель Social Report Евгений Жирнов.
Царский уксус
В XV веке самым эффективным средством борьбы с морами считалось строительство нового храма "всем градом в един день". В 1467 году так поступили в Новгороде. Сермяжная правда в выборе такого способа, конечно же, была. Вера в чудесное избавление от беды укрепляла иммунитет. Но та же мера, принятая в Пскове в 1486 году, не дала ожидаемого результата, и псковитянам в следующем году из-за свирепствующей заразы пришлось тем же способом строить еще одну церковь. На Божью помощь полагались и власть имущие. К примеру, в 1592 году царь Федор Иоаннович прислал из Москвы в Новгород, в очередной раз пораженный "гладом и мором", святую воду.
Неожиданным исключением в общем ряду оказался Борис Годунов, который начал оказывать государственную помощь жителям мест, где свирепствовали эпидемии. Возможно, к посылке зерна из Поволжья в Москву и другие пострадавшие районы царя подвигло развитие связей с зарубежными странами.
Пытавшийся встать вровень с европейскими правителями царь Борис не мог допустить, чтобы о нем и его правлении распространялась дурная слава, и потому помимо зерна отправил в Смоленск, наиболее пораженный эпидемией, огромную по тому времени сумму — 20 тыс. рублей. А войскам, где распространился кровавый понос, Годунов отправил можжевеловое вино, уксус и, как писали современники, лимоны.
Нетрудно предположить, что царская благотворительность должна была способствовать укреплению престижа Бориса Годунова не столько за пределами страны, сколько среди подданных, многие из которых считали его узурпатором трона Рюриковичей. Однако, что бы он ни задумывал, именно так было положено начало масштабной государственной помощи пострадавшим от природных напастей, включая инфекционные.
Графская комиссия
Екатерина II, пришедшая к власти в результате переворота и не имевшая, по сути, никаких прав на русский престол, отличалась щедростью, когда речь шла о борьбе с природными катаклизмами и эпидемиями. Именно она потратила значительные средства на создание каналов и отводных канав для борьбы с наводнениями в Санкт-Петербурге.
А во время московской эпидемии чумы 1770-1772 годов она выделила на борьбу с болезнью беспрецедентные средства — 100 тыс. рублей и послала командовать ликвидацией этой чрезвычайной ситуации своего фаворита графа Григория Орлова, дав ему диктаторские полномочия.
Прибыв в Москву осенью 1771 года, Орлов, по сути, создал схему борьбы с катастрофой, существующую в общих чертах и поныне. Вместе с ним в первопрестольную прибыла команда специалистов, которые образовали вместе с самыми уважаемыми представителями всех московских сословий совет, координировавший действия по борьбе с инфекцией.
В рамках совета работали две комиссии: 1) "для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы", 2) "исполнительную". В состав первой вошли в основном врачи, вторая была сформирована из чиновников. Были образованы новые санитарные участки, открыты три "опасные" больницы — в Лефортове, Покровском монастыре и в наемном доме близ Донского (последняя для "неимущих благородных и чиновников") — и пять карантинных домов. Приложены были все "старания к тому, чтобы изоляционные помещения действительно выполняли свое назначение".
По сути, орловский совет стал прообразом современного Министерства по чрезвычайным ситуациям.
Главной задачей совета стало выявление больных и направление их на лечение и в карантин. Для чего были использованы и кнут, и пряник.
"Тех, кто укрывал больных,— писал историк,— стали в наказание назначать служителями в карантинах и больницах. Выдержавшим срок в карантинах выдавалась награда: женатым — 10 рублей, холостым — 5, и эта мера оказалась настолько действительной, что изоляции как заработка стали добиваться даже совершенно здоровые люди. Орлов сам следил за лечением больных и исполнением санитарных мер — обходил больницы, заставлял при себе жечь пожитки умерших от чумы — и всячески старался поднять дух населения. Он обратил серьезное внимание на сильно укоренившееся за время эпидемии зло — грабежи, которые терроризовали обывателей, и по его инициативе был издан указ, определявший грабителям выморочных домов смертную казнь на месте".
Однако главным достижением графа стала организация порядка в городе. Он справедливо рассудил, что нужно занять население работой, чтобы прекратить панические настроения. Чтобы стимулировать восстановление деятельности московских мастеровых, Орлов приказал купить у 3988 ремесленников их залежавшуюся из-за эпидемии продукцию, потратив на это 10 тыс. рублей. А чтобы у остального населения появился спрос, граф приказал увеличить окружавший Москву Камер-коллежский вал и углубить примыкавший к нему ров. За эту работу мужчинам платили по 15 копеек в день, а женщинам — 10. Вышедшим на работу со своим инструментом полагалась надбавка 3 копейки. В итоге смертность упала втрое, а вскоре и вовсе сошла на нет.
В пришедшем на смену "галантному" XVIII веку веке техники в Российской империи пожертвования на заботу о ближних стали входить в моду. Но меценаты выбирали главным образом такие дела, которые прославляли их имя. Они строили, как Бахрушины, богадельни и больницы в свою честь и в честь своих ушедших из жизни родственников или жертвовали, как Третьяков, свои коллекции городу.
Но вот акции помощи погорельцам или голодающим было трудно или невозможно сделать именными, так что желающих участвовать в них почти не находилось. Ко всему прочему жертвами разного рода бед чаще всего оказывались крепостные крестьяне, бывшие собственностью конкретных землевладельцев, поэтому самые состоятельные люди империи, как и государственные чиновники, считали борьбу с последствиями бедствий частным делом дворян той или иной губернии. Вот только беда заключалась в том, что подавляющее большинство российских помещиков были мелкопоместными и в случае катастрофических пожаров или наводнений разорялись вместе со своими крестьянами и, по сути, вместе с ними должны были идти по миру.
Положение стало меняться только после отмены крепостного права, но забота о крестьянах так и осталась делом самих крестьян. Правда, в голодные годы на селе и после крупных наводнений в столицах благотворители, причем далеко не из самых состоятельных слоев общества, создавали столовые, чтобы не дать пострадавшим умереть с голоду. Той же работой занимался и Красный Крест.
Государство практически оставалось в стороне. К примеру, во время голода 1891-1892 годов правительство отправило крестьянам пострадавших районов зерно, но отнюдь не в виде помощи, а в качестве ссуды, которую голодавшим предстояло вернуть. В начале XX века Совет министров империи в качестве помощи предлагал еще меньше — только снижение тарифов на перевозку зерна в голодающие районы.
Решения Политбюро
В первые годы советской власти большевики в вопросах борьбы с чрезвычайными ситуациями действовали по образу и подобию царского правительства — борьба с чрезвычайными ситуациями велась только там и тогда, где и когда этого требовала политическая и пропагандистская ситуация. А к крестьянам относились так же, как и прежняя администрация. Районам, где новую власть поддерживали, в случае продовольственных затруднений подбрасывали помощь, реквизируя продовольствие там, где сторонников социализма не наблюдалось, или попросту там, где оно было.
Во время голода в Поволжье в 1921 году советские лидеры смогли в полной мере оценить значение PR-составляющей благотворительности. Американцы и европейцы, помогавшие голодавшим, купались в лучах славы, и большевики не замедлили использовать этот прием. В то время как собственное население голодало или страдало от иных напастей, Политбюро принимало решения об отправке денежной помощи китайцам, пострадавшим от наводнения, или туркам — жертвам землетрясения, ведь об этом писали газеты всего мира. При этом землетрясения в собственной стране скрывались от широких масс.
К 1940-м годам дело борьбы со стихийными бедствиями, голодом и болезнями руководство страны переложило на республиканские и областные власти. И тут все зависело от милосердия и смелости первых лиц регионов. Первое требовалось для того, чтобы отдать пострадавшим те немногие запасы, что имелись в области. А для того чтобы просить помощи у центра, требовалось изрядное мужество, ведь за нераспорядительность и паникерство можно было расстаться не только с должностью, но и со свободой.
К примеру, весной 1945 года из всех руководителей Читинской области лишь начальник управления НКВД Иван Портнов решился доложить в Москву о чрезвычайной ситуации — поразившем область голоде:
"11 февраля с. г. в селе Манчекур Быркинского района колхозница Коренева Лидия Васильевна, 1902 года рождения, по договоренности с сыновьями Алексеем, 16 лет, и Николаем, 14 лет, убила свою 9-летнюю дочь, и часть трупа употребили в пищу. Муж Кореневой, возвратившийся с фронта после ранения, работает в совхозе, расположенном в 15 километрах от села Манчекур, получаемые продукты на всю семью поедал сам, а семье ничего не давал. Последние семь дней семья Кореневых совершенно не имела продуктов питания и буквально голодала. Для расследования преступления командирован ответственный работник Управления НКВД.
Аналогичный случай также имел место в селе Подойницино Балейского района. Жена фронтовика колхозница Демиденко Анисья Васильевна, 1910 года рождения, имея на своем иждивении семью в составе 7 человек, в том числе 5 детей, находилась в тяжелом материальном положении. На этой почве в ночь на 26 февраля с. г. зарезала свою полуторалетнюю дочь и труп совместно с другими детьми употребила в пищу. Утром 26 февраля с той же целью зарубила шестилетнего сына. Для расследования на место происшествия командирован ответственный работник Управления НКВД.
На почве острых продовольственных затруднений отмечены неоднократные случаи нездоровых проявлений среди населения.
На руднике Н-Шахтама Шахтаминского района к начальнику Золотопродснаба явилась группа женщин и заявила: "Если вы не будете нас кормить хлебом, то мы разобьем ваши склады, а тогда возьмите нас и расстреливайте или посадите нас в тюрьму"".
Лишь после этой записки, переданной Берией в Совет министров, Читинской области выделили из резервов сравнительно небольшое количество зерна. Причем снова, как и в прежние времена, население пыталось спастись своими силами. В некоторых районах появились своеобразные детские дома, куда люди отдавали детей и остатки продуктов, чтобы спасти малышей от холодной и голодной смерти.
Воздушный мост
Только после второй мировой войны в стране стала складываться система ликвидации чрезвычайных ситуаций, которая существует до сих пор. И первой ее пробой в деле стало катастрофическое землетрясение в Ашхабаде, случившееся 6 октября 1948 года в 1 час 14 минут. Его силу затем оценили в 9-10 баллов по шкале Рихтера.
Одноэтажные глинобитные дома, которых в городе было подавляющее большинство, стали разваливаться на глазах. Немногим прочнее оказались довоенные двухэтажные кирпичные постройки. Те, кто успел проснуться, бежали из распадающихся домов, пытаясь вынести стариков и детей. Со всех сторон раздавались крики и стоны. Толчки продолжались, освещение погасло, поднявшаяся вокруг рухнувших зданий пыль стояла непроглядной белой пеленой. На развалинах заводов начались пожары.
Устояли только построенные не за совесть, а за страх памятники вождям и здание ЦК местной компартии, где в ту ночь по существовавшей тогда традиции работать до утра шло расширенное заседание. Первой реакцией республиканского руководства, естественно, был шок, усиленный полным отсутствием информации: телефоны, включая правительственную связь, замолчали после первого же подземного удара.
Уже ранним утром в Москве была организована правительственная комиссия, в которую вошли министр внутренних дел Сергей Круглов, министр здравоохранения и бывший начальник медслужбы Красной армии Ефим Смирнов и замминистра госбезопасности Сергей Огольцов. Но главное, в состав комиссии от военных был включен начальник тыла вооруженных сил Андрей Хрулев. И этот без преувеличения выдающийся организатор снабжения армии, награждавшийся в войну полководческими орденами, по существу, и начал руководить спасательной операцией в Туркмении.
Чтобы не терять времени на переезд в Ашхабад, туда были немедленно направлены представители всех силовых министерств, находившиеся в то время на юге страны. Из Ташкента в Туркмению вылетел командующий округом Петров, из Баку — замминистра госбезопасности Николай Селивановский, из Грозного — командующий войсками МВД генерал армии Иван Масленников. Немедленно поднятые по тревоге спасательные части (тогда они назывались войсками местной противовоздушной обороны и входили в состав МВД) со всей Средней Азии были отправлены в Ашхабад. Перебрасывались войска и самолетами на уцелевший аэродром ДОСААФ.
Первым делом Хрулев по опыту войны организовал воздушный мост с Ашхабадом. 40 военных и гражданских транспортных самолетов круглосуточно привозили в туркменскую столицу врачей, медикаменты и продукты и эвакуировали в Баку, Ташкент и Бухару пострадавших. Так же быстро начальник тыла армии, который в войну был еще и наркомом путей сообщения, организовал восстановление полностью разрушенных железнодорожных сооружений и путей. Комиссия докладывала Сталину:
"Туркестанским военным округом выброшено в Ашхабад из гарнизонов Ташкента, Мары, Кушка до 5000 военнослужащих.
Для оказания неотложной медицинской помощи организована отправка самолетами из Москвы, Ташкента, Баку и Алма-Аты врачей и медикаментов.
В Ашхабад на самолете направлен из Москвы Заместитель Министра здравоохранения СССР, главный государственный санитарный инспектор тов. БОЛДЫРЕВ и начальник Санитарного управления Туркестанского военного округа ПАВЛОВСКИЙ для организации санитарной помощи на месте.
Начальнику Тыла Туркестанского военного округа СУББОТИНУ поручено немедленно развернуть в ближайших к Ашхабаду районах полевые госпитали и питательные пункты, а также автомобильные колонны для эвакуации из Ашхабада пострадавших. Округом организуются 9 санитарных летучек; выброшено в Ашхабад 3000 палаток, 15 тысяч пар белья и постельные принадлежности, а также 70 походных кухонь и 50 походных хлебопекарен.
Министру торговли СССР тов. ЖАВОРОНКОВУ предложено немедленно организовать заброску продовольствия и организовать общественное питание и снабжение продовольствием пострадавшего населения. Для организации продовольственной помощи населению в Ашхабад вылетает группа работников Министерства торговли СССР во главе с Заместителем Министра торговли т. ШОРИНЫМ.
Для обеспечения водой населения гор. Ашхабада в Красноводске подготовлено 3 танкера с пресной водой. Отправка воды из Красноводска в железнодорожных цистернах в Ашхабад организуется Министерством путей сообщения.
Отправка врачей и медикаментов организована самолетами. Из Москвы отправлено 30 врачей и 15 медсестер; из Баку — 18 врачей и 15 медработников; из Ташкента и Кагана — 125 врачей и медработников.
Для приема раненых уже подготовлено 1750 госпитальных коек в Баку, Ташкенте, Бухаре и других ближайших городах. Обратными рейсами самолеты вывозят раненых. Для обеспечения помощи гор. Ашхабаду работает 40 самолетов ГВФ и ВВС".
Солдат бросили на разбор завалов и захоронение трупов. И точно по опыту графа Орлова комиссия для пресечения панических настроений взялась за организацию жизни в городе.
Оставшихся в живых людей обязали ходить на свои предприятия и помогать их восстановлению, выплатили зарплаты и пенсии, наладили работу торговых точек. Не забыли и о пропаганде — наладили выпуск листовок, газет и радиовещание через громкоговорители на улицах. В Ашхабад потоком пошла помощь — сборные дома, эшелоны стройматериалов, продовольствия и товаров. В считанные месяцы последствия землетрясения были ликвидированы.
От всей души
Ашхабадский опыт пригодился и во время землетрясения в Ташкенте в 1967 году. Однако здесь впервые начала проявляться благотворительность советского типа. Области и республики отправляли своих строителей и стройматериалы для восстановления столицы Узбекистана. И это тоже стало нормой для СССР. А после серьезного землетрясения в Чечено-Ингушетии грузинские строители построили в Грозном образцовый сейсмоустойчивый дом.
Но настоящая помощь — от всей души — в советский период впервые была оказана пострадавшим от землетрясения в Армении в 1988 году, когда по инициативе руководителей регионов и отдельных предприятий на помощь пострадавшим городам и селам пошли колонны строительной техники и автобусы со спасателями и строителями. Причиной тому стала гласность. О спитакском землетрясении узнал не только весь мир, но и вся страна. Газетные, ТВ- и РВ-репортажи, полосные фотографии, визит генсека Михаила Горбачева в Армению — все это сделало свое дело.
Ведь сообщения о чрезвычайных ситуациях в СССР, за исключением ташкентского землетрясения и немногих других катаклизмов, по традиции не попадали на страницы советских газет и в эфир. И даже те, кто хотел бы помочь пострадавшим, просто не знали, что их помощь кому-то требуется. А готовность помогать никуда не исчезала. Впрочем, как и любовь крупных благотворителей лишь к тем проектам, которые прославляют их имя.
Подписи
В 1948 году в Ашхабаде первым делом был организован воздушный мост. 40 военных и гражданских транспортных самолетов круглосуточно привозили в туркменскую столицу врачей, медикаменты, продукты и эвакуировали в Баку, Ташкент и Бухару пострадавших