гастроли балет
В лондонском Колизее балет Большого показал программу одноактных балетов. Премьеры последнего сезона, они призваны представить современный имидж театра. Новое лицо Большого и реакцию на него лондонцев наблюдала ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
"Тройчатка" — так фамильярно называют программу из трех одноактных балетов — шла после серии "Дон Кихотов". И это было ей невыгодно. Старый балет (вернее, его молодые герои Наталья Осипова и Иван Васильев) вознесли восторги лондонской публики и прессы к запредельным высотам. "Клянчите, воруйте, деритесь, но вы обязаны попасть на дневное представление 'Дон Кихота'",— советовали солидные газеты своим читателям. Критик с 60-летним стажем Климент Крисп поставил балету шесть звездочек из пяти возможных, а неприличное слово "гениально" мелькнуло в рецензиях не менее трех раз.
Понятно, что московские новинки — и прочно забытый "Класс-концерт" Асафа Мессерера, только что возобновленный в Москве его племянником Михаилом Мессерером, и совсем новый балет англичанина Кристофера Уилдона "Misericordes", переименованный для Лондона во всем понятный "Эльсинор", и "В комнате наверху", знаковая постановка американской постмодернистки Твайлы Тарп 25-летней давности,— не могли соперничать с испытанным десятилетиями хитом, к тому же наэлектризованным "летающими вундеркиндами". Их задача была иной: доказать, что и сам Большой, и новое поколение его артистов переросли русско-советский сувенирный тренд и теперь с полным правом претендуют на звание современного театра.
"Класс-концерт" публику не разочаровал. Москвичи танцевали раскованно, с явным удовольствием, многие — лучше, чем в Москве (см. Ъ от 16 июля). Наталья Осипова отлично полетала в прыжковой комбинации, а еще эффектнее разделалась с поддержками, пролетев "бревнышком" на руки Андрею Меркурьеву с середины сцены до нижней кулисы. Денис Матвиенко накрутил свой большой пируэт в бесчеловечно-быстром темпе, а Иван Васильев устроил обещанную сенсацию — бабахнул невиданный тройной сотбаск. На этом фоне титулованный премьер Сергей Филин, присоединившийся к коллегам в Лондоне, со своим неуверенным jete en tournant выглядел сущим бедным родственником.
"Класс-концерт", рассказывающий о том, как учатся танцевать и чем занимаются странные балетные люди, пришелся по душе англичанам, обожающим изучать, как и что устроено. И простейшие па, исполненные детьми из местной балетной школы, пользовались вниманием не меньшим, чем прыжки и вращения солистов Большого. Аплодисменты начались уже на четвертом движении у станка, но нахлопаться всласть зрителям удалось лишь после финала — деликатные англичане боялись помешать артистам во время исполнения сложных па и вспыхивающие по ходу дела овации давили в зародыше. Балетные обозреватели разделили энтузиазм публики: в антракте Исмена Браун из "Телеграфа" с жаром объясняла мне, что "Класс-концерт" всколыхнул генетическую память артистов, возродив московские традиции, а господин Крисп поставил на одну доску сегодняшних солистов с "золотой молодежью" Большого 60-х годов.
"Эльсинор" вспышек темперамента не подразумевал. Свой сумрачный "готический" балет на музыку Арво Пярта хореограф Уилдон сконцентрировал вокруг страдающего, но довольно инертного героя таким формальным и необязательным образом, что осталось совершенно непонятным: реальны ли окружающие протагониста четыре пары или они плод его воображения? К Лондону этот вопрос прояснился вместе с названием, намекающим на "Гамлета": танцовщики, с премьеры жаждавшие понять, кого они все-таки изображают, почувствовали наконец почву под ногами. Никто, конечно, не играл сюжет пьесы. Но Дмитрий Гуданов, с наслаждением подчиняя свое тело изгибам уилдоновской хореографии, похоже, воображал себя мятущимся Гамлетом; а Мария Александрова, оттачивая детали своей безымянной партии, явно имела в виду трагедию Гертруды. Психологическая мотивация добавила выразительности движениям, завершенности — фразам, цельности — дуэтам и логики — всему спектаклю. Этого оказалось достаточно для благосклонных аплодисментов, причем вышедшему на поклоны хореографу хлопали больше, чем артистам.
Завершавший вечер балет "В комнате наверху" на музыку Филипа Гласса наши танцовщики исполняют с героической отвагой и очевидными усилиями, что каждый раз вызывает у меня смесь уважения и сочувствия. Эта свингующая пластика, эти джазовые синкопы, эта боевая спортивность, непотопляемый оптимизм и демонстративная неутомимость — все то, что впитано американцами с пеленок, русским приходится добывать с боем. Потери понесла и лондонская премьера: накануне на репетиции "сломалась" Марианна Рыжкина, исполнительница главной партии. Театр моментально нашел замену в лице Нины Капцовой, лучшего амура московской труппы, которая отважно закрыла брешь своим хрупким телом. Самыми точными оказались Анна Тихомирова и Екатерина Крысанова — они "отстреляли" свой текст практически безошибочно. Наталья Осипова поражала вулканическими выбросами прыжков и нечеловеческой выносливостью. Ее и Екатерину Шипулину зрители принимали лучше всех.
Вопреки опасениям, на неизвестной "тройчатке" зал Колизея реагировал как на патентованной "классике" — публика явно уверовала в брэнд "Большой". Импресарио театра, почтенный господин Хоххаузер, первым в мире раскрутивший московский балет еще полвека назад, лучился от удовольствия и на вопрос о рисках, неизбежных в его профессии, только отмахнулся: "Какие риски с нынешним Большим?"