В Русском музее открыта выставка "Два века русской литографии", на которой представлено около 250 работ. По мнению МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА, выставку стоило бы назвать не "Два века", а "Три эпохи русской литографии".
К литографиям пушкинской эпохи, обильно представленным на выставке, принято относиться с благоговением. Александр Бенуа говорил, что, даже если бы Петербург исчез с лица земли, благодаря замечательным художникам, создавшим его панораму дом за домом, мы имели бы полное представление об этом чуде света. Однако, не переставая восхищаться рисовальщиками и граверами того времени, на выставке постоянно вспоминаешь слова немецкого философа Вальтера Беньямина, первым давшего определение массовой культуры как эпохи механического тиражирования произведений искусства. Литография была именно что первым камнем в фундаменте современного храма масскульта, поскольку на протяжении первых десятилетий своего существования выполняла множество функций, среди которых эстетическая занимала в лучшем случае последнее место.
Литографы XIX века репродуцировали произведения живописи. Заменяли собой фронтовых корреспондентов: Алексей Боголюбов вел хронику боевых действий флота в русско-турецкой войне 1853-1856 годов. Предваряли практику тиражирования портретов звезд: так, Григорий Чернецов перевел в формат литографии свои живописные портреты звездных поэтов Гнедича, Жуковского, Пушкина и Крылова. Были этнографами, зарисовывающими национальные типы, и военными историками, фиксирующими солдат в мундирах различных полков. Были тем же, кем в ХХ веке — репортеры "Вокруг света": благодаря им страна узнавала, как выглядит крепость Свеаборг или Иерусалим. И, конечно, веселили публику: один из самых забавных разделов выставки — журнальные карикатуры 1860-х.
Только развитие фотографии и изобретение кинематографа вывели литографию в начале XX века из информационно-просветительского рабства, дали возможность осознать себя как самостоятельное искусство, гибкое, располагающее к формальным экспериментам. По работам Иосифа Браза, Евгения Лансере или Мстислава Добужинского уже не восстановить облик города, как по литографиям XIX века: это не портрет Петербурга, а его авторский образ, его миф. Литографии Павла Кузнецова, созданные им в Средней Азии, уже не этнографические наблюдения, а концентрация экзотических цветов и линий, поразивших воображение художника. По дворцовым пригородам Владимира Конашевича гуляет "Павловская шпана", "Гостиный двор" Бориса Кустодиева — не сценка из жизни, как у мастера середины XIX века Игнатия Щедровского, а утопия мясистой купеческой Руси, которую сочинял художник.
И, наконец, третья эпоха петербургской литографии, очевидно еще недооцененная, связана с деятельностью литографской мастерской на Песочной набережной, созданной выдающимся художником Николаем Тырсой (1887-1942), погибшим в блокаду. Это не просто мастерская — это школа, в которой лучшие художники Ленинграда, от Бориса Ермолаева до Валентина Бродского, от Веры Матюх до Александра Ведерникова, от Ксении Климентьевой до Юрия Васнецова, не обращая внимания, какой там градус соцреализма стоит за окном, неторопливо и азартно играли с цветом и линией, с городом и с горожанами, создавая, возможно, самое главное из всего, что останется в истории ленинградского искусства.