Шекспира вогнали в поп
Выходит на экраны киномюзикл «Джульетта и Ромео»
В прокате стартует мюзикл Тимоти Скотта Богарта «Джульетта и Ромео» — новая адаптация пьесы Шекспира о несчастных влюбленных из Вероны. Авторы снабдили ее не только песнями и танцами, но и некоторыми сюжетными поворотами, отсутствовавшими в оригинале. В результате повесть о Ромео и Джульетте перестала быть трагедией, но все равно крайне опечалила Юлию Шагельман.
Псевдоисторический колорит не делает перелицовку шекспировской трагедии менее смехотворной
Фото: Briarcliff Entertainment
Псевдоисторический колорит не делает перелицовку шекспировской трагедии менее смехотворной
Фото: Briarcliff Entertainment
Как и пьеса Шекспира, фильм Тимоти Скотта Богарта, поставленный по его собственному сценарию (хотя великий Бард честно числится в титрах соавтором), начинается со спойлера. Мертвые Ромео (Джэми Уорд) и Джульетта (Клара Ругор), застыв в последнем объятии, лежат в гробнице, над которой собрались их безутешные родители (Руперт Эверетт и Ребел Уилсон — Капулетти, Джейсон Айзекс и Лидия Витале — Монтекки) и герцог Эскал (Руперт Грейвс). Францисканский монах брат Лоренцо (Дерек Джекоби) произносит прочувствованную речь, упрекая старших Монтекки и Капулетти в том, что своей враждой они толкнули своих детей к гибели, и обещая, что запишет их историю в назидание современникам и потомкам.
За первым прологом следует второй, в котором нам сообщают, что действие картины происходит в 1301 году, когда Италии как таковой еще не существовало. К чему такая точность, не очень понятно, ведь костюмы, интерьеры и прочие детали здесь довольно условно исторические. Зато Тимоти Скотт Богарт где-то слышал звон про гвельфов и гибеллинов, поэтому сообщает зрителям о войне между «королем Рима» (кто бы он в таком раскладе ни был) и римским папой, в которой должны сыграть свою роль враждующие веронские кланы Монтекки и Капулетти.
Однако главная инновация Богарта состоит не в помещении истории Ромео и Джульетты в перевранный политический контекст более чем семисотлетней давности, не в превращении ее в мюзикл (что уже делалось много раз) и даже не в том, чтобы переставить местами имена возлюбленных в названии (и это уже было, причем впервые в итальянском фильме далекого 1918 года). В первую очередь он полностью отказывается от шекспировских стихов, заменив их на современную речь, чтобы, видимо, сделать происходящее более доступным для широкой публики, хотя в том-то и состоит величие этих текстов, что они свежи и понятны до сих пор без подобных операций.
Это, положим, тоже далеко не новый маневр, но здесь он выглядит как-то особенно жалко. «Кто ты, правда?»—«Что значит имя, правда?» («What’s in the name, really?») — перебрасываются неуклюжими репликами Джульетта и Ромео, словно только что познакомившись на рыночной площади. «Ты что, сдурел?» — шипит она на него с балкона. Тут, надо отдать должное, у нее есть резон: волею сценариста Ромео пробирается под окно Джульетты не ночью, а среди бела дня, когда кругом снуют слуги, занятые подготовкой бала.
Но даже такие диалоги становятся приятной передышкой между многочисленными музыкальными номерами, написанными братом режиссера Ивэном Богартом. Он сочинял песни для Бейонсе и Рианны и даже получил за одну из них Grammy, но в фильме все музыкальные вставки звучат как совершенно неразличимые и незапоминающиеся заунывные поп-баллады, в которых персонажи вязнут, как мухи в сиропе.
От песни к песне герои пробираются, в целом следуя канве пьесы, хотя некоторые события здесь зачем-то переставлены местами. В результате, например, граф Парис (Деннис Андрес), больше смахивающий на гопника, гоняется за замаскированным Ромео по всему замку Капулетти и пытается набить ему морду. А Меркуцио вызывает Тибальта (Фердия Уолш-Пило) на дуэль, потому что думает, что тот убил Ромео. Объяснение этого заблуждения слишком глупое, чтобы его повторять, зато Меркуцио хотя бы выпадает честь произнести одну из немногих оставленных в фильме шекспировских реплик («Чума на оба ваши дома»), пускай это и слабое утешение как для него, так и для зрителей.
Глоток свежего воздуха в этой невнятице — Клара Ругор, чья Джульетта настолько непосредственна и органична, что ее хотелось бы увидеть в более достойной постановке. Уорд-Ромео же весь фильм сохраняет на лице одно-единственное томное выражение модели из рекламы парфюма, а заслуженные ветераны британской «актерской коммуналки» Эверетт и Айзекс в своих шелках и бархатах почти неотличимы от мебели. Сэр Дерек Джекоби делает, что может, но может он в предложенных обстоятельствах, увы, немного. Иногда игра по заветам Шекспира может сгладить слабости пера, однако перед нами далеко не тот случай.