Рабочая сила убеждения
Новые факты о роли культурных установок в женской занятости
В современной экономической дискуссии становится все более очевидной такая мысль: если женщина не работает, причина может быть не столько в отсутствии возможностей, сколько в культурной привычке, чаще всего сформированной ещё в детстве — убеждении, что «работать женщине необязательно, если муж обеспечивает семью». Исследование CEPR о различиях между северным и южным Вьетнамом подтверждает: даже после объединения страны культурные установки остаются сильнее экономических стимулов. На севере около90% женщин работают вне зависимости от уровня дохода семьи; на юге — только около80%, и богатые семьи чаще выводят женщин с рынка труда. Схожие паттерны можно зафиксировать и в России.
Фото: Getty Images
Фото: Getty Images
Трудовые роли
Почему в странах с высокой долей работающих женщин экономический рост становится устойчивее? И почему даже в благополучных семьях женщины продолжают работать в одних странах — и выходят с рынка труда в других? Новое исследование, опубликованное на платформе VoxEU Центра экономической политики (CEPR), показывает: женская занятость зависит не только от доходов, уровня образования или доступности детсадов, но и от глубинных культурных установок — так называемых «гендерных норм». Эти нормы формируются в раннем детстве и во многом определяют, как женщины будут себя вести даже в условиях полной свободы выбора. На первый взгляд, влияние патриархальных стереотипов на экономику может показаться не столь существенным. Но данные говорят об обратном: в странах с более эгалитарными гендерными установками ВВП на душу населения растет быстрее, а доля работающих женщин превышает 80–85%.
Авторы исследования CEPR используют уникальный естественный эксперимент, связанный с разделением Вьетнама в XX веке: в северной части страны с 1954 года действовал социалистический режим, активно продвигавший трудовую занятость женщин. На юге преобладала капиталистическая модель с традиционным разделением ролей. Спустя десятилетия после воссоединения страны различия остались: на севере уровень женской занятости в возрасте 20–64 лет составляет около 90%, на юге — 80%. Более того, даже если женщина, выросшая на севере, переезжает на юг, она продолжает работать — независимо от дохода семьи или наличия детей. Так ключевым фактором является не место жительства, а установки, усвоенные в детстве, а участие женщин в экономике — это не просто производная от рыночных условий, а результат долгосрочной институциональной и культурной работы.
Штраф за гендер
Российский контекст, при всех различиях, во многом рифмуется с этим наблюдением. Женщины составляют 49% экономически активного населения страны, и по этим показателям Россия опережает многие страны с аналогичным уровнем доходов. Однако если копнуть глубже, картина оказывается менее однозначной. В мае 2025 года, по данным Росстата, были поставлены новые рекорды: безработица снизилась до 2,2%, из 1,7 млн безработных 53,6% составили женщины, и уровень безработицы женщин достиг 2,4%, тогда как у мужчин — 2%. При низкой официальной безработице женщины продолжают сталкиваться с трудностями поиска работы дольше и чаще.
Во-первых, в России сохраняется четкая вертикальная и горизонтальная сегрегация труда по половому признаку. Женщины традиционно сконцентрированы в низкооплачиваемых секторах — образовании, здравоохранении, социальной помощи, государственном администрировании. На крупных и средних предприятиях средняя зарплата женщин на 33% ниже, чем у мужчин с аналогичной квалификацией и опытом. Разрыв объясняется не только дискриминацией, но и разной отраслевой структурой: мужчины чаще заняты в высокодоходных отраслях — в энергетике, строительстве, информационных технологиях, логистике. Женщины в этих сферах тоже есть, но их доля значительно ниже.
Во-вторых, несмотря на высокий уровень женского образования — в российских университетах женщины составляют более 56% студентов, а среди магистрантов и аспирантов эта цифра достигает 60% — это не трансформируется в равное участие в управлении, предпринимательстве и наукоемких секторах. Женщин в менеджменте крупного бизнеса и среди топ-менеджеров — менее 12%. В технологических стартапах — еще меньше. Это дополняется другим феноменом — «материнским штрафом». По оценкам Высшей школы экономики, сделанным на данных мониторинга благосостояния и здоровья (RLMS-HSE), после рождения первого ребенка женская трудовая активность падает в среднем на 15%, и лишь немногие полностью возвращаются к прежней занятости. Механизм компенсаций частично сглаживает ситуацию, но отсутствие гибких форм занятости и нехватка инфраструктуры остаются серьезным барьером.
Новые модели
С точки зрения культурных установок советская модель предлагала женщине быть одновременно рабочей и матерью, не освобождая ее от домашней нагрузки. В массовом сознании закрепился образ женщины с «двойной нагрузкой», героически успевающей и на работе, и дома. С началом 2000-х годов государственная риторика стала все более акцентировать традиционные роли. Женщина — хранительница очага, мать, нравственная опора семьи и нации. Эта концепция активно продвигается в социальных кампаниях, образовательной политике и в системе семейной поддержки, где доминирует логика «поддержки материнства», но не занятости.
Результат — постепенный дрейф к модели, при которой женщина, особенно в благополучной семье, рассматривает занятость как временный или даже необязательный этап. В крупных городах стало социально престижным быть домохозяйкой, если это «осознанный выбор», «вложение в семью» и муж способен обеспечить достаточный уровень жизни. Показательно, что в последние годы на специализированных форумах и в блогосфере растет количество историй, где женщины с хорошим образованием и успешной карьерой сознательно отказываются от работы после замужества — не из-за принуждения, а по собственной инициативе. За этим феноменом стоит не только экономическая возможность, но и устойчивая культурная матрица, в которой женская самореализация вне семьи воспринимается как вторичная. Но подобная установка проявляется именно при наличии выбора. Пока работа — вопрос выживания, он решается автоматически.
Между тем, на фоне демографического спада и острого дефицита кадров вопрос участия женщин в экономике становится стратегическим. По мере сокращения числа трудоспособных россиян именно женщины — особенно молодые и квалифицированные — могут стать резервом для роста. Более того, гендерное разнообразие в компаниях, по данным McKinsey, связано с более высокой устойчивостью к кризисам и большей инновационностью.
Чтобы такой резерв стал реальностью, нужно не только расширять доступ женщин к новым отраслям (в том числе к тем, что ранее считались «неженскими»), но и менять культуру. Поддержка женской занятости — это не только создание рабочих мест или строительство детских садов. Это про смысл, который общество придаёт работе женщины: долг, вынужденная мера или пространство самореализации.