«Пусть зритель заблудится. Потеряться — нормально»

В Нью-Йорке на 84-м году жизни после тяжелой болезни умер величайший из современных театральных и оперных режиссеров мира, художник, дизайнер и визионер Роберт Уилсон.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Никто из режиссеров не повлиял за последние полвека на мировой театр больше, чем это сделал Роберт Уилсон, один из самых необычных, смелых и работоспособных художников всех времен. По большому счету он переосмыслил театр и научил по-новому воспринимать все, из чего состоит это искусство: категории текста, пространства, времени, света и звука. Бесспорно, что он повлиял даже на тех, кто никогда не видел его спектаклей — худшие коллеги просто подражали ему, а лучшие сознательно «прививали» многие из его принципов к своему творчеству, и это влияние расходилось невидимыми кругами по самым разным культурам мира.

Роберт Уилсон называл себя «простым техасским парнем» — его семья из американской глубинки не имела никакого отношения к искусству. Но искусству «помогла» болезнь — мальчиком Боб страдал от расстройства слуха, из-за чего стал заикаться. Его педагог, в честь которой он назвал потом фонд, занимавшийся его работами, научила его преодолевать дефект речи, разговаривая в замедленном темпе. (Именно оттуда, видимо, пришло его умение «растягивать» время на сцене, открывать смыслы в замедлении.) Сначала Уилсон изучал управление бизнесом — возможно, потом, когда он сам стал своего рода главой неформальной творческой корпорации, пригодились и эти навыки, а потом переехал в Нью-Йорк и поступил в архитектурную школу. Потом он говорил, что если бы изучал театр, то театром не стал бы заниматься.

Архитектура и бурно развивавшаяся в 1960-е и 1970-е годы нью-йоркская творческая среда сделали свое дело: Уилсон посещал репетиции Марты Грэм, увлекался балетами Баланчина и вскоре стал создавать свои экспериментальные театральные работы.

И тогда, и потом его замыслы оставались «архитектурными»: он прежде всего придумывал структуру постановки, не записывал слова и концепции, а рисовал эскизы, определяя «запасы прочности» и соотношение своего рода объемов будущей постановки, и «строил» впоследствии спектакли, как здания. Что касается Нью-Йорка, то он работал с людьми с ментальными расстройствами, придумывал необычные перформансы, начинал эксперименты со сценическим временем и пространством. Но по-настоящему решающей стала его встреча с композитором Филипом Глассом, их решение работать вместе — и, с другой стороны, тот факт, что про Уилсона и его ни на что не похожие опыты прознали в Европе.

В 1976 году на Авиньонском фестивале состоялась премьера многочасовой оперы Гласса «Эйнштейн на пляже» в постановке Уилсона, и с тех пор на протяжении почти полувека режиссер уже не спускался с олимпа театральной славы, хотя работал с тех пор прежде всего в Европе. Впрочем, и тогда, и потом многие не понимали, в каких терминах описывать театральные переживания, вызванные работами Уилсона, и как к этим переживаниям относиться. Он отрицал решающее значение слов и сюжета в театре, часто прибавляя нарратив к уже придуманной пластической партитуре, как специи к почти готовому блюду, но при этом поставил немало классических пьес. Он со временем разработал свою систему сценической пластики, свой телесный язык с набором жестов, который позволял актерам будто бы управлять пространством, то рифмуясь с ним, то ему возражая, вступая в конфликт с самим воздухом. Он получал упреки, что артисты для него значат не больше, чем мебель, но великие мастера — от Изабель Юппер до Марины Абрамович — смиренно ждали своей очереди, чтобы попасть в его руки и открыть в себе совершенно новые выразительные возможности. Он категорически не принимал банальное жизнеподобие, считая, что сила театра именно в том, что он должен быть абсолютно искусственным, оторванным от реальности. Или даже отправленным в космос: едва ли не самым расхожим зрительским впечатлением становились сравнения с путешествием в неизведанные дали, где нет земного притяжения. «Пусть зритель заблудится. Потеряться — нормально»,— говорил Уилсон.

Бессмысленно перечислять спектакли Уилсона, получившие мировую известность, включая рок-оперы Тома Уэйтса, «Сонеты Шекспира» в «Берлинер-Ансамбле», «Старуху» Хармса с Михаилом Барышниковым и Уиллемом Дэфо — список займет всю газетную полосу.

Со временем его стали все больше приглашать в оперу, он ставил модные дефиле и оформлял выставки — принципы уилсоновского дизайна оказались востребованы и смежными искусствами. Он, всегда бывший не только режиссером, но и сценографом, художником по свету и по пластике своих постановок, сделался мотором и центром своеобразного завода по производству красоты. Работа над проектом всегда разбивалась на несколько этапов, первый из которых непременно проходил в Уотермилле под Нью-Йорком, где Уилсон основал творческий «инкубатор» — там летом выращивались ростки его замыслов на следующий сезон. (Уотермилл был любимым детищем Уилсона, в том числе и образовательным центром, и его резиденцией, там он и скончался от долгой и тяжелой болезни.) Не сразу, но появились и общие знаки стиля «спектакля Уилсона», где зрелищность соединялась со строгостью, яркость грима и костюмов — с перфекционизмом пластики, плавность движений — с резкостью световых и звуковых контрапунктов, импульсивность — с покоем, да еще много чего с чем. Роберт Уилсон никогда не останавливался, один выпуск следовал непосредственно за другим, и казалось, что ничего не сможет остановить этого похожего на явление природы движения. Улетая, он оставлял коллегам письма, написанные изобретенным им же шрифтом — разлетающиеся, прыгающие, свободные, не желающие соблюдать строчность буквы — и неизменно подписанные «Love, Bob».

Несколько раз Роберт Уилсон работал и в России. В Большой он перенес свою уже ставшую канонической версию оперы «Мадам Баттерфляй» (2005). В Перми вместе с Теодором Курентзисом поставил незабываемую «Травиату» Верди (2016). И самый большой успех ждал его в Москве — единственным полностью созданным только для российской сцены проектом стали уже легендарные «Сказки Пушкина» в Театре наций (2015) с Евгением Мироновым в роли Пушкина, которые теперь будут идти и в память о великом визионере. Конечно, много раз он приезжал с гастролями. Последней, как оказалось, стал показ в 2018 году его моноспектакля «Лекция о ничто» на фестивале «Территория». Всю жизнь Роберт Уилсон, можно сказать, объяснял нам про ничто, которое и было самым главным, было всем. Эта лекция закончилась, но всякий, кто ее слушал, на всю жизнь стал другим.

Отдел культуры