«Бывают тюрьмы и похуже»

Российский баскетболист Даниил Касаткин 21 июня был арестован французской полицией по запросу США. Его подозревают в киберпреступлениях, но 26-летний спортсмен эти обвинения категорически отвергает. Корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов смог задать несколько вопросов Даниилу Касаткину.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Понятно, что ваши ожидания от поездки в Париж были совсем другими, чем то, с чем вы столкнулись. Расскажите, пожалуйста, подробно, как все происходило с того момента, как вы вышли из самолета?

— Я прилетел в Париж с моей невестой Аней, и мы выходили из самолета в отличном настроении, ожидая как можно скорее увидеть такой прекрасный Париж. Но, выйдя из самолета, мы увидели полицейских, проверяющих паспорта у всех пассажиров. Мы спокойно подали наши документы, думая, что это формальность. Как только полиция увидела мой паспорт, меня отвели в сторону, не дав даже попрощаться с Аней. Сразу обыскали, надели наручники, усадили в машину и повезли в ближайший участок. Наручники затянули так, что синяки держались еще неделю. В полицейском участке меня уведомили, что я задержан по просьбе «другой страны», и поместили в камеру. В ней была только дырка в полу и матрас.

— Что было на первом допросе? Оказывалось ли на вас психологическое давление или французские власти просто формально исполнили запрос американских коллег, не проявляя личной инициативы?

— Первый допрос проходил в полицейском участке. У меня был русский переводчик. Мне сказали, что на этом допросе адвокат мне не нужен и вопросы не будут касаться дела или моей экстрадиции. У меня спросили имя, имена родителей, дату рождения и так далее. Мне на пять минут дали связаться с Аней на следующий день, но она сама была в шоке и еще не знала имени адвоката, которого я должен был нанять.

— Как вы нашли своего защитника? Пытались ли французские власти предложить вам другого адвоката?

— Я сказал Ане, что в понедельник утром меня повезут на первый суд. Аня с утра дождалась, пока меня поведут в наручниках к машине. Выглядело это как сцена из фильма. Она стояла довольно далеко, поэтому мы просто кричали, что любим друг друга. Когда меня усадили в машину, Аня побежала к ней. Хорошо, что окна были открыты, и она сумела крикнуть мне имя адвоката, которого я должен был назвать на суде. Моего адвоката Фредерика Бело ей посоветовали, как я понял, в российском посольстве.

— Узнали ли вы в суде, в чем вас обвиняют, и что вы думаете об обвинении, выдвинутом в США?

— Поездка в суд 9 июля была интересной. Даже в автобусе заключенные находятся за решеткой и в наручниках. Поэтому путешествие в «коробке» метр на метр было непростым. Зато мы ехали по центру Парижа, и я наконец-то увидел основные достопримечательности.

В суде мне предъявили обвинение, поступившее от американской стороны. Ничего конкретного: сказали, что меня обвиняют в электронной хакерской атаке или мошенничестве. Я ничего не понимаю в этих обвинениях. В компьютерах никогда не разбирался и использовал их только для учебы и просмотра баскетбола. Я сказал, что хочу своего адвоката. После этого судья принял решение оставить меня под арестом.

— В какой тюрьме вы сейчас находитесь?

— В тюрьме под названием Centre Penitentiaire de Fresnes.

— Это, наверное, первая тюрьма, которую вы видите не в кино? Каковы условия содержания: питание, прогулки, медицинское обслуживание? Что вы будете рассказывать друзьям и детям, когда выйдете?

— Это, конечно, первая тюрьма, которую я видел в реальности. Тюрьма Френ — одна из старейших во Франции. По-моему, условия ужасные. Хотя я уверен, что в мире бывают тюрьмы и похуже. Мне не с чем сравнивать. Однако мне здесь говорят, что именно это учреждение — одно из худших во Франции.

Коротко изложить все условия содержания трудно. Сейчас ко мне в камеру переехал сосед, американский кореец. Он принес стул, рабочий кабель для телефона и средства для уборки. Благодаря этому мои условия улучшились последние несколько дней. До этого на протяжении 25 дней в моей камере не было стула. Ел я стоя. Телефон не работал, средств для уборки не было. Жил в полной антисанитарии. Сколько бы я ни писал начальству тюрьмы, нет ни одного ответа или попытки решить эти проблемы. Хорошо, что с появлением моего приятеля условия улучшились.

Кормят в тюрьме два раза в день. Для тела спортсмена этого недостаточно. Питание содержит мало протеина. Даже при ежедневных тренировках поддерживать мышцы тяжело. Я делаю все возможное и тренируюсь каждый день. Прогулки — раз в день, примерно по полтора часа. Прогулочная зона — просто «коробка» около десяти метров в длину и шести в ширину. Там есть только скамейка. Медицинское обслуживание мне пока не требовалось. Возможно, оно доступно, но я об этом не знаю.

В общем, если не считать охранников, я не могу жаловаться на обращение французских правоохранительных органов. Понятно, что для меня это большой стресс, но со мной обращаются как с другими.

— Разрешают ли вам видеться с вашей невестой? Как вы поддерживаете с ней связь? Удалось ли поговорить с родителями?

— Это особенно болезненный вопрос. Судья и прокурор дали разрешение видеться с Аней. Для меня это самое важное. Однако, несмотря на то что документы Аня подала почти три недели назад, разрешения на посещение от тюрьмы до сих пор нет. Адвокат говорит, что не понимает почему. Я видел Аню только 23 июня, когда она подбежала к машине, и 9 июля — на суде. Считаю это полной несправедливостью.

— Можете ли вы хотя бы разговаривать по телефону?

— Мне разрешили зарегистрировать три номера для звонков: Аня, родители и адвокат. У меня есть тюремный счет, на который они переводят деньги. Деньги поступают за три-четыре рабочих дня. С этого счета я могу пополнять тюремную телефонную карту. Проблема в том, что все инструкции на французском, а сотрудники не помогают их понять. Только недавно я понял, как все работает. Звоню по пять-семь минут в день, чтобы не оставаться без связи неделю, как здесь уже бывало. С родителями поговорить пока не удалось, звонок не проходил. Если на этой неделе разберусь окончательно, обязательно позвоню.

Аня поддерживает контакт с близкими и сообщает новости. Через адвоката она также передает письма от родителей и друзей. Связь редкая, но лучше, чем ничего. Поддержка близких — мой самый большой источник силы и терпения. Я им невероятно благодарен и очень их люблю.

— Есть ли у вас связь с российскими дипломатами или сотрудниками консульства в Париже? Навещали ли они вас?

— Да, меня навещал представитель консульства во Франции. Аня тоже постоянно на связи с ними. Они делают все возможное, чтобы мои права соблюдались. Спасибо им за это. Я понимаю, что их влияние ограничено, но всегда приятно чувствовать поддержку своей страны. Уверен, что они прикладывают все усилия, чтобы помочь мне, и эта мысль очень помогает.

— Не боитесь ли вы, что предъявленные обвинения, даже если французские власти отвергнут экстрадицию, могут повлиять на вашу спортивную карьеру?

— Конечно, боюсь. Уверен, что сделаю все возможное, чтобы даже в тюрьме сохранить физические данные. Понятно, что здесь это нелегко, но у меня уже есть опыт возвращения после долгого перерыва: тогда я пропустил восемь месяцев из-за тяжелой травмы и вернулся только сильнее.

Сейчас у меня нет травм, поэтому могу тренироваться, использовать все возможности. Я стараюсь и тренируюсь каждый день. Снаряжения нет. Занимаюсь с собственным весом и бутылкой воды в качестве утяжеления. Сегодня даже получил программу тренировок от тренера из России. Адвокат даже обещал организовать мне доступ к тренажерному залу тюрьмы.

— Вы сохраните форму, но как вы будете играть в международных турнирах? Ваши перемещения могут оказаться ограниченными из-за ордера США.

— Я уверен, что со временем ордер будет снят и карьерных неудобств не возникнет. Несмотря на тревогу за карьеру, я приложу все усилия, чтобы сохранить как физическую, так и баскетбольную форму. Уверен, быстро восстановлю ее.

Что касается турниров, я не планирую играть за пределами России. Сейчас меня не волнует ограничение в перемещениях. Я просто хочу вернуться на родину, быть рядом с близкими и заниматься любимым делом — играть в баскетбол.

— Чувствуете ли вы поддержку друзей и поклонников?

— Хочу сказать огромное спасибо моим друзьям в России. Хотя я здесь изолирован от новостей, получаю много слов поддержки. Очень приятно понимать, что не один. Я знаю, что прикладываются усилия для моего освобождения. С такой поддержкой я обязательно справлюсь, как бы тяжело ни было.

— Какие шаги вы и ваш адвокат собираетесь предпринять для облегчения вашего положения до суда?

— Мы планируем просить суд об условно-досрочном освобождении под домашний арест. Все документы, подтверждающие, что я не собираюсь скрываться, подготовлены. Я очень надеюсь, что на время разбирательства меня поместят под домашний арест в квартире вместе с Аней. Не могу представить, по каким причинам суд может отказать.

Интервью взял Алексей Тарханов