«Мамы» разные грустны

Во французском Авиньоне проходит традиционный летний Festival d’Avignon — один из важнейших театральных фестивалей мира. Среди самых обсуждаемых — спектакли знаменитого швейцарца Кристофа Марталера и совсем молодого греческого режиссера Марио Бануши. Рассказывает Эсфирь Штейнбок.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Директор фестиваля Тьяго Родригес в самом начале 79-го Авиньонского фестиваля сделал отчетливое политическое заявление в защиту Газы (“Ъ” писал об этом 11 июля), которое было похоже на попытку сознательной провокации. В самом Авиньоне, впрочем, никаких страстей (а во Франции их градус повышен в принципе) вокруг ситуации на Ближнем Востоке не наблюдается. Улицы, как обычно, заполнены толпами зрителей и костюмированных зазывал на спектакли «офф», и, судя по очередям в офф-театры, всегда сопутствующий Festival d’Avignon безразмерный и программно безалаберный фестиваль-ярмарка переживает очередной взлет своей популярности — все-таки на чистой «повестке» в это море не заплыть. А вот в главный Авиньонский фестиваль — очень даже можно: иной раз примут буквально с распростертыми объятьями. Поскольку арабскому в этом году придан статус «приглашенного языка», объявления перед спектаклями и аннотации в буклете сделаны кроме французского и английского еще и на нем. Ну и создатели некоторых спектаклей на поклоны выбегают в платке, который у нас в просторечии называется «арафаткой». И так вот выходит, что это, как несложно предположить, случается именно на тех спектаклях, поклонов после которых ждешь с особым нетерпением.

Среди тех спектаклей, на которых, напротив, забываешь смотреть на часы,— «Саммит» великого швейцарского мастера Кристофа Марталера, вероятно, старейшего из режиссеров, приглашенных в этом году на Авиньонский фестиваль.

Впрочем, именно время всегда было объектом его сценической рефлексии: никто лучше Марталера не умеет растягивать, замедлять почти до полной его остановки сценическое время. Кстати, в определенном смысле «Саммит» тоже «политическое» сочинение, ведь слово «summit» Марталер использует в обоих его главных значениях: и как горная вершина, и как переговоры тех, кто вершит судьбы мира.

Шесть героев спектакля, поставленного в театре «Види» в Лозанне, режиссер поселяет в приюте, расположенном на одной из хорошо знакомых ему, швейцарцу, альпийских гор. В домик, где есть минимум удобств для ночлега, можно попасть всего одним способом — с помощью шкафа-подъемника, какой обычно устраивают в ресторанах для доставки блюд из кухонь в обеденный зал. Герои приезжают по одному, как будто какая-то сила выдернула их из дольнего мира и перенесла в пространство, где навыки обычной жизни бесполезны.

Они говорят на разных языках: английском, французском, немецком, итальянском, и если попытаться определить, чем персонажи занимаются на протяжении двух часов, то можно сказать, что они, как и разноязыкие политики, пытаются договориться. Нужно ли объяснять, что у них ничего не получается? В поисках общности эти разновозрастные мужчины и женщины будто «принюхиваются» друг к другу, поют, едят, переодеваются, спят, а то и просто замирают — в равнодушном оцепенении или с дежурными улыбками перед невидимыми блицами журналистских камер. А тут еще разыгрывается непогода, и голос не то из радиоточки, не то с небес объясняет, что покинуть приют не удастся в течение то ли нескольких ближайших часов, то ли многих предстоящих лет. Конечно, Марталер рассматривает забавную группу фриков не только как образ своей страны, но и как переживающее очередной кризис европейское общежитие.

Впрочем, сам он переживает этот кризис, как и прежние, без гнева и назидания, с меланхолической улыбкой мудрого пессимиста и прекрасным знанием законов театра.

Как и любой значимый фестиваль, укорененный в истории, но пытающийся угадать контуры театра будущего, Авиньон стремится дать слово не только признанным знаменитостям, но и, что называется, молодым талантам. Время от времени ведь появляются на фестивальном рынке новые имена, о которых очень быстро начинает шушукаться «вся театральная Европа» — как, вы еще не видели нового гения? В прошлом сезоне таким стало имя 25-летнего Марио Бануши, греческого режиссера албанского происхождения, и приезд в Авиньон его спектакля «Мамы», поставленного в афинском Центре Онассиса, можно считать европейскими «смотринами» талантливого новичка. Каким бы ни считать их итог, турне спектакля по многим престижным сценам Старого Света уже запланировано.

Марио Бануши работает в жанре поэтических, фантазийных сновидений. Вдохновившись воспоминаниями о женщинах, которые воспитывали будущего режиссера в детстве, он поставил лишенный слов спектакль, состоящий из то светлых, то болезненных видений, которые можно прочитать как притчу о жизненном пути от рождения до смерти — в одном из эпизодов из женского лона появляются двое обнаженных, скульптурного телосложения мужчин, в другом один из них меняет памперсы беспомощной старухе, еще в другом карлица принимает на руки обессилевшего красавца — прямо пьета, но тут же вкладывает ему в руки саксофон, возвращая к жизни в искусстве. В спектакле, идущем то под плач, то под шум, то под похоронный марш, обнаруживается немало визуально выразительных сцен, как и очевидных влияний: то итальянца Ромео Кастеллуччи, то грека Димитриса Папаиоанну, то бельгийской компании Peeping Tom. Так что молодому режиссеру еще предстоит переработать все свои сильные театральные впечатления и найти (или не найти) свой собственный язык. Но это не единственная его задача: на поклоны и Бануши тоже зачем-то выбежал в «арафатке», так что выбор, кем стать — художником или политическим активистом, ему тоже нужно будет сделать.

Эсфирь Штейнбок