премьера кино
Два французских фильма — "Леди Чаттерлей" и "Ангелы возмездия" — одновременно вышли в Москве, будучи объединены эротикой как темой и культурной традицией. Комментирует АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
"Леди Чаттерлей" оказалась увенчана на родине главными "Сезарами" столь же неожиданно, сколь справедливо. Французские академики прокатили политкорректный трактат "Туземцы" об арабах, освобождавших Францию от нацизма, в пользу фильма, как будто бы лишенного всякой актуальности. Страсти вокруг романа "Любовник леди Чаттерлей" об аристократке, осмелившейся завести роман с егерем при муже--инвалиде войны, кипели столько десятилетий ХХ века, что на XXI уже ничего не осталось. Слово fuck, впервые употребленное Д.-Г. Лоуренсом в легальной литературе, стерлось и потеряло боевой дух. Зато в романе, который некогда считался до ужаса революционным, подвергался цензурным запретам, был экранизирован шесть раз, включая откровенную порноверсию, проступило обаяние вполне патриархального любовного сюжета. Его и вытащила на потеху современной публике режиссер Паскаль Ферран.
Ее "Леди Чаттерлей" (эпатирующий "любовник" решительно списан с корабля современности) представляет собой экранизацию эпохи двух богов — порно и ТВ. Паскаль Ферран стремится соединить несоединимое, и то, что это ей удается, свидетельствует если не о гениальности, то все же кое о чем, что на дороге не валяется. Она действует от противного: историю бунта плоти рассказывает так же целомудренно, как это было принято в советском кино о школьных влюбленностях. К тому же неторопливый ритм трехчасового фильма напоминает о классических сериалах типа "Саги о Форсайтах", и это логично, учитывая, что параллельно делалась телевизионная версия фильма.
Зрителю потребуется терпение для того, чтобы выдержать непривычный для кинозала ритм. Но если он одолеет его, то будет вознагражден изумительной сценой бегающих голышом под струями дождя любовников (Марина Хэндс и Жан-Луи Куллок), а потом — еще одной, где эти ангелы в раю украшают тела друг друга полевыми цветами. И даже пронзающий одну из буколических сцен эрегированный пенис выглядит старомодным воинственным орудием любви — вроде какой-нибудь гаубицы, а никак не тиражированным символом порнографического гламура.
Другая картина тоже старомодна, но иначе. Режиссер "Ангелов возмездия" Жан-Клод Бриссо недавно оказался перед судом: четыре молодые артистки обвинили его в сексуальных домогательствах на кинопробах фильма "Тайные страсти" (признанного лучшим в 2002 году читателями журнала "Кайе дю синема"). Сюжет "Ангелов" прямо либо косвенно основан на этом опыте. Герой, кинорежиссер Франсуа (Фредерик ван ден Дрише), собирается снять полицейский триллер. Но будучи неисправимым эротоманом, устраивает пробы одной-единственной затесавшейся в картину любовной сцены. Девушек выбирают исходя из их умения изобразить оргазм. Или испытать его реально — таким образом, фильм превращается в искусствоведческий диспут о сравнительных достоинствах школы переживания (по Станиславскому) и школы представления.
Франсуа обнаруживает, что пробудил вокруг себя демонов (они же ангелы) истребления. В оригинале фильм, естественно, так и называется — "Les anges exterminateurs", "возмездие" здесь ни при чем и добавлено по произволу прокатчиков. Мстить недальновидному режиссеру особенно не за что, но девушки истребляют все вокруг себя из принципа: рушат декорации, подают на Франсуа в суд и засаживают в тюрьму. И только гуманизм, неожиданно проявленный одним из ангелов (они же девушки), спасает несчастного художника от прямого спуска в ад.
До того как стать режиссером, господин Бриссо — огромный мужчина, похожий на Жана Вальжана и Жерара Депардье, еще не севшего на диету,— был учителем французской литературы. Надо полагать, и в этом качестве он находил способ развратить своих учениц, насаждая среди них порнографические цветы Ретифа де Ла Бретонна и маркиза де Сада. Впрочем, разврат этот достаточно невинен. Даже натуральные сцены лесбийской любви выглядят в "Ангелах возмездия" чисто французским стилизаторством, оправдывая характеристику, данную одним острословом этому аристократическому эксперименту: "Порнуха, но самого высшего пошиба".