Канаки останутся с Францией

Взрывоопасная ситуация во французской Новой Каледонии, не улучшавшаяся с 2024 года, имеет все шансы на мирное разрешение. Поборники независимости коренных жителей — канаков — и французские «лоялисты» достигли соглашения. Оно может закрепить особый статус одной из французских «заморских территорий», расположенной в Тихом океане. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Подписание документа состоялось 12 июля в Буживале под Парижем после десяти дней круглосуточных переговоров, инициированных президентом Франции Эмманюэлем Макроном в качестве «последнего шанса» на примирение. Это потребовало уступок со стороны всех участников обсуждения. В воздухе витал страх новых беспорядков, подобных тем, что в мае 2024 года унесли жизни 14 человек. Но на этот раз бывшие непримиримые противники решили рискнуть и все же договориться.

После года напряженности, вспышек насилия, провалившихся инициатив и даже призывов к вооруженной борьбе Франция и политические силы Новой Каледонии пришли к соглашению.

Договор официально сохраняет архипелаг в составе республики и в то же время делает его отдельным государством.

Речь идет о новом статусе, оформленном как «государство в составе Французской Республики», с правом на собственное гражданство, флаг, гимн и политическую субъектность, закрепленную в конституции.

Президент Макрон назвал достигнутое соглашение «историческим». «Государство Новая Каледония в составе республики — это ставка на доверие»,— написал он в соцсетях. Министр по делам заморских территорий Манюэль Вальс, который в последние месяцы плотно занимался ситуацией на архипелаге, приветствовал «выбор мужества и ответственности». Даже те, кто находился по разные стороны баррикад — сторонник независимости Виктор Тутугоро и «французский лоялист» Николя Метцдорф,— признали, что достигнутый компромисс «сбалансирован» и «разумен».

Согласно документу, в конституции Франции будет закреплен новый статус — «Государство Новая Каледония».

Оно получит основополагающий закон, национальную принадлежность и собственную систему институтов власти. При этом французы подчеркивают, что речь не идет о независимости на 100% — Новая Каледония останется частью «национального единства». Тем не менее в ее компетенцию перейдут многие важные функции, включая международные связи. В ведении метрополии останется только сфера обороны и безопасности.

Главный символический элемент — введение каледонского гражданства.

Канаки, составляющие 41% жителей Новой Каледонии, бунтовали, требуя, чтобы контроль над островами и их недрами (страна дает около 20–30% мировой добычи никеля) оставался только в их руках. Теперь гражданство будет присваиваться по строгим критериям: по праву крови и праву земли, в результате брака с каледонцем и в зависимости от длительности проживания на островах — не менее 10–15 лет.

Важно, что гражданство всегда будет двойным. Отказ от французского автоматически повлечет за собой и утрату каледонского. Таким образом, Франция и сохраняет контроль над островами, и признает уникальность своих каледонских сограждан.

Будет принята «Хартия каледонских ценностей» и «Код гражданственности». А с 2026 года в стране заработает новый Конгресс, избранный уже по обновленным правилам. Именно вопрос о выборах стал в свое время детонатором беспорядков. Весной 2024 года попытка Парижа расширить электорат привела к массовым протестам: сторонники независимости усмотрели в этом угрозу коренному населению. Теперь достигнут компромисс: на референдуме, запланированном ориентировочно на февраль 2026 года, право голоса получат те же, кто голосовал на прошлых референдумах, с добавлением новых избирателей, соответствующих перечисленным критериям гражданства.

Начиная с выборов 2026 года избирательное право будут иметь лишь граждане каледонского государства.

Это должно разрядить ситуацию, не отменяя ни одно из прежних требований сторон, но включая их в новую правовую рамку. Как говорит одна из предводительниц «лоялистов» Соня Бакес, «компромисс никого не удовлетворит полностью, но я убеждена, что он даст шанс выйти из спирали насилия и неопределенности».

Новая политическая конструкция невозможна без экономического фундамента. Речь идет об оздоровлении местных бюджетов, реструктуризации социальных систем, сокращении долгов и — что особенно важно — о «перезапуске и диверсификации экономики». Особое внимание уделено никелю — стратегическому ресурсу Новой Каледонии и Франции в целом. В рамках долгосрочной стратегии промышленного суверенитета Европы на острове запланировано строительство новых предприятий. Таким образом, Париж подтверждает, что и в новой конфигурации архипелаг остается экономически важной составной частью республики.

Необходимо понимать, что принятый в Буживале документ — не финальное соглашение, а политическое обязательство сторон, декларация о намерениях. Его подписанты обязуются «представлять и защищать соглашение в его текущем виде», но решающее слово остается за каледонским обществом. Уже в ближайшие недели на архипелаге пройдут съезды политических партий и организаций, в том числе движения канаков FLNKS, представляющего интересы сторонников независимости.

Следующим шагом станет изменение конституции Франции — поправки рассчитывают принять осенью на заседании парламента в Версале.

Только после этого возможен референдум в Каледонии, который окончательно закрепит новую ситуацию. Но и это уже очень много. Для Эмманюэля Макрона, сделавшего на этом этапе «ставку на доверие», соглашение — редкий шанс выйти из политического кризиса. Для Каледонии — возможность больше не быть ни «колонией», ни заложником Парижа, но и не превратиться в очередное нищее и зависимое от мировых держав островное микрогосударство.

Франция отдала в руки местных жителей практически все привилегии, оставив за собой большинство обязанностей. Благодаря этому Новая Каледония стоит на пороге уникального статуса: быть независимым государством и одновременно частью другого. И вместе с Францией, и самой по себе. Это сложная эквилибристика между независимостью и единством, между канакским самоопределением и общефранцузской историей. Но, возможно, такая модель — один из удачных вариантов будущего устройства для многих многонациональных и постколониальных обществ XXI века.