«Для нас самым напряженным станет 2025 год»

Для соблюдения регуляторных требований Банка России ВТБ (MOEX: VTBR) переводит валютные субординированные облигации в рублевые бумаги, планирует допэмиссию акций и привлекает финансирование под крупные инфраструктурные проекты. Почему в этих условиях снижение кредитного портфеля является благом для банка, в интервью “Ъ” рассказал первый зампред ВТБ Дмитрий Пьянов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— ВТБ первым из российских банков пытается перевести валютные субординированные облигации в рублевые. На какой стадии сегодня находится процесс?

— Один выпуск уже рублифицирован. Но поскольку совет директоров Банка России продлил срок, в течение которого рублевые субординированные облигации можно выпускать со ставкой ключевая плюс 5 п. п., мы не ограничены датой 30 июня. Мы хотим устранить неудобства для держателей бумаг, связанные с необходимостью бумажного голосования.

— У вас из-за бумажного голосования было так много воздержавшихся?

— Мы не знаем, по каким причинам человек воздерживается от голосования, но видели, что есть неудобства, связанные с необходимостью везти документы в банк.

Наша стратегия предельно проста — мы ожидаем, что онлайн-механизм голосования в НРД заработает осенью, поэтому планируем провести повторное голосование по рублификации в ноябре.

И не исключаем, что к этому времени курс рубля может ослабнуть, что станет дополнительным стимулом для держателей бумаг поддержать переход.

— Вы ранее говорили, что повторное голосование планируется провести по трем выпускам из оставшихся семи, по которым было наименьшее количество проголосовавших против. Нет желания переголосовать и по другим выпускам?

— Период до конца года, в течение которого будет действовать решение ЦБ, мы будем использовать для потенциальных консультаций с регулятором о возможности внесения изменений в законодательство. Надо понять, насколько реалистично изменить закон таким образом, чтобы можно было обменять валютные облигации на рублевые только тем, кто проголосовал за это решение.

Если мы увидим перспективу выработки такого механизма, то будем переголосовывать все семь оставшихся выпусков.

Если принятие поправок будет маловероятным, сосредоточимся на тех, по которым возможно будет набрать кворум — 75% голосов.

Я рассчитываю, что мы будем проводить переголосование по всем выпускам, а далее уже держатели решат, исходя из своих интересов: кто захочет остаться в валюте — останется. Ведь даже если предположим, что в сентябре-октябре курс доллара вырастет с 78 руб. до 90 руб., найдется целая категория инвесторов, которые посчитают, что ослабление рубля продолжится и выгоднее держать валютные инструменты.

— А насколько для вас принципиально рублифицировать все выпуски?

— Непринципиально. Нам достаточно половины для решения всех наших вопросов по открытой валютной позиции.

— Какая сейчас ситуация с нормативом краткосрочной ликвидности (НКЛ, резерв из высоколиквидных активов, который должен позволить банку рассчитаться с вкладчиками в течение месяца, см. материал на стр. 8), с которым в конце прошлого и начале этого года у всех банков были большие проблемы?

— Если в прошлом году выполнение этого норматива вызывало серьезное напряжение, то в этом году ситуация значительно улучшилась. Что помогло? Первое — это уменьшение темпов роста кредитных портфелей банков, которые в прошлые годы прибавляли 16–20%. В этом году мы прогнозировали рост собственного кредитного портфеля на 5%, и признаться, я думал, что мы будем хуже всех на рынке.

Сейчас видно, что в розничном кредитовании идет довольно заметное снижение по рынку, у нас — быстрее всех.

В корпоративном сегменте, где прирост незначительный, ситуация обратная: мы лучше других находим спрос. Поэтому снижение темпов прироста кредитования с двузначных до однозначных значений существенно уменьшило потребность в пассивах и выровняло ситуацию с НКЛ.

Это связано с несколькими факторами, в том числе с заявлениями правительства о сдерживании кредитования госсектора. Это серьезный фактор. Кроме того, в этом году наблюдается сокращение инвестиционных программ компаний, которые старались профинансировать инвестпроекты в прошлом году. То есть спрос на кредитные ресурсы снизился — и мы получили естественную стабилизацию ситуации с НКЛ.

— Это было в ожидании снижения ключевой ставки?

— Да. К тому же многие оптимизировали свои расходы. Тут важно понимать, что в начале 2024 года сохранялись ожидания быстрого снижения ключевой ставки. Позднее в 2024 и 2025 годах таких иллюзий уже не было: ЦБ четко дал понять, что будет длительное удержание ключевой ставки на высоком уровне. При этом с 1 октября вступает в действие новый национальный НКЛ, который будет на 20% мягче по сравнению с базельским. Это облегчит выполнение норматива для всех банков даже без учета слабого роста кредитных портфелей.

— С нормативом достаточности капитала, как я понимаю, все не так радужно. И для СЗКО надбавки будут только увеличиваться…

— Есть график восстановления надбавок, который предполагает их ежегодное увеличение нарастающим темпом. Если стартовали они с малого шага в 0,25 п. п., то в этом году надбавка составляет уже 0,5 п. п., а в следующем будет 0,75 п. п. К этому добавляется антициклическая надбавка в 0,25 п. п. Мы предполагали, что ее будут увеличивать только один раз, но ЦБ предупреждал, что будет смотреть на рыночную ситуацию. И сейчас — даже на фоне слабого роста кредитного портфеля — регулятор все равно сделал два шага по 0,25 п. п.

Для нас, наверное, самым напряженным станет 2025 год: есть выплаты дивидендов, которые давят на достаточность капитала, плюс надбавки к нормативу 0,5 п. п., плюс еще «антициклические» 0,5 п. п. Часть нагрузки будет компенсирована субординированным депозитом в размере 93 млрд руб. по проекту ВСМ Москва—Петербург, еще 200 млрд руб.— по проекту «Усть-Луга». Допэмиссия добавит в капитал еще двузначную сумму в миллиардах рублей. Это позволит пройти год с хорошими нормативами.

В следующие года, когда надбавки вырастут на 0,75 п. п., мы уже войдем в период значимого снижения ключевой ставки. И тогда мы просто будем бить рекорды по чистой прибыли.

Я легко могу себе представить при определенном сценарии превышение прошлого рекорда по чистой прибыли (551 млрд руб.) в 2026 году на сотню миллиардов рублей.

И думаю, что период снижения ключевой ставки не ограничится 2026 годом, но продлится и на 2027-й.

— Если вернуться к допэмиссии, с какими инвесторами вы сейчас ведете переговоры?

— Мы ориентируемся на одного или нескольких якорных корпоративных инвесторов, не связанных с государством, которые будут формировать существенную долю этой допэмиссии. Мы знаем, кто это, и знаем суммы, которые они готовы в нас инвестировать, остались незначительные детали. Механика очень простая: в конце июля на наблюдательном совете будет объявлено количество размещаемых акций, которое рассчитывается таким образом, чтобы доля государства сохранялась на уровне 50% плюс 1 акция.

Следующим шагом в сентябре мы определим цену размещения, которая будет зависеть от рыночной стоимости акций. Последние месяцы бумага росла, с 11 июля будет закрываться дивидендный гэп, ожидаем ту или иную волатильность. Когда ситуация стабилизируется, мы зафиксируем цену и, умножив ее на объем выпуска, получим сумму допэмиссии.

Естественно, у действующих акционеров будет преимущественное право участия. Мы надеемся, что, получив дивиденды, они будут заинтересованы вложиться в наши акции. Плюс придет еще и какой-то внешний рыночный спрос. Если по итогам сбора заявок будет переподписка, все заявки будут удовлетворяться пропорционально.

— На цену акций влияют в основном дивиденды или какие-то показатели роста тоже важны?

— Как растут наши кредитные портфели в 2025 году, уже не играет определяющей роли. Всех будет интересовать, какая будет прибыль у ВТБ и есть ли возможность ее увеличивать с учетом требований к достаточности капитала. Являются ли эти дивиденды началом долгой и счастливой истории, или это разовый акт — вот основной вопрос.

Ставка ЦБ в обозримом будущем перестанет быть сдерживающим фактором. Можно смело предположить, что уже при ставке 10–12% спрос на кредитном рынке начнет восстанавливаться. При этом у ЦБ, на мой взгляд, есть четкое понимание, что двузначные темпы прироста кредитного портфеля — особенно ближе к 20% — несовместимы с целевым уровнем инфляции в 4%. Регулятор будет искать другие механизмы по сдерживанию кредитного портфеля банковского сектора. Как только мы войдем в период умеренного роста кредитного портфеля, уменьшится давление на капитал, это облегчит дальнейшие дискуссии по дивидендам.

— Но у вас же есть планы по росту, например по числу активных клиентов. Вот у Яндекс-банка и Озон-банка их количество чуть ли не за год выросло до 30–40 млн человек. Вы готовы идти по такому пути резкого наращивания базы?

— Сейчас у любого крупного маркетплейса — не важно, Ozon, Wildberries или кто-то еще,— количество активных клиентов по банковским методологиям составляет под 90 млн человек. По охвату это вполне сопоставимо со Сбербанком. При этом только часть клиентов маркетплейсов являются одновременно и клиентами их банков. Я вполне могу допустить, что, скажем, у Озон-банка в перспективе будет столько же активных клиентов, как и у самого маркетплейса. Но дальше возникает вопрос, что это за актив и способен ли Озон-банк зарабатывать на этих розничных клиентах так же, как классический банк.

Мы уже видим, как клиенты ВТБ переводят средства самим себе — со счета в ВТБ на счет в Озон-банке или Вайлдберриз-банке. Но, по сути, это просто перечисление средств на покупки.

Сейчас основному зарплатному банку такие переводы угрозы не несут, так как у человека остается банк, где он имеет зарплатный счет, держит вклад, берет кредит.

— То есть вам нужен не любой клиент, а клиент, которому можно продать несколько разных сервисов?

— Пока у этих экосистемных банков нет зарплатных клиентов и доход на одного клиента явно меньше, чем у классических банков. У них также нет корпоративного сегмента с его преимуществом низкой утилизации капитала, их максимум — работа со своими мерчантами. Поэтому мой прогноз: в среднесрочной перспективе любой экосистемный банк первой категории будет сравним со Сбербанком только по числу активных клиентов, но не по доходу или пассиву на клиента.

— Почему классические банки не строят свои маркетплейсы, хотя заявляли о создании экосистем практически все?

— Банковский регулятор всеми способами препятствует этому. Посмотрите на законопроект о платформенной экономике и сравните его с предложениями по регулированию экосистем банков — второй документ гораздо жестче. И единственный способ построить экосистему — разместить ее «сверху» или «сбоку» банка, но не «внутри» банка или «под» ним.

При построении экосистемы «внутри» банка регулирование блокирует экосистемный компонент.

А отдельно от банка это возможно — в этой системе координат маркетплейс становится «небанковским» активом и не попадает под регулирование ЦБ, банк не будет иметь иммобилизованного актива. Отвечает ли такая «стерильность» интересам клиентов, многие из которых предпочитают получать сервисы под одним брендом или, как у нас, по рекомендации одного бренда,— этот вопрос остается открытым.

Интервью взял Максим Буйлов