Могильные телесистемы

За год с лишним, прошедший со дня премьеры на Каннском кинофестивале, фильм без особого шума прокатился по экранам мира, вызвав смешанные реакции зрителей и критиков. Не стал поклонником этой работы знаменитого канадского режиссера и Андрей Плахов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В творчестве Кроненберга всегда присутствовала художественная радикальность: одних она привлекала, других отпугивала. Его ранние ленты, к которым приклеился жанровый ярлык боди-хоррора, на самом деле были смелыми интеллектуальными метафорами. Культовой классикой вошли в историю кино его «Выводок» (1979), «Мертвая зона» (1983), «Муха» (1986), «Связанные насмерть» (1988); невероятный скандал вызвала «Автокатастрофа» (1996), но все это дела давно минувших дней. Восьмидесятидвухлетний Кроненберг продолжает снимать, он по-прежнему авторитетен, он — живая легенда, но его кино давно перестало быть живым. Возможно, последним всплеском молодой энергии стал «Порок на экспорт» (2007), где Вигго Мортенсен и Венсан Кассель играли колоритных русских мафиози с лондонской пропиской.

За это время повзрослело потомство режиссера. Его дочь Кейтлин, унаследовавшая папину профессию, сняла одноминутный фильм «Смерть Дэвида Кроненберга». В нем ее отец подходит к самому себе, лежащему на кровати уже в виде покойника с трупными пятнами, ложится рядом, обнимает, целует мертвого двойника и сливается с ним. Этот опус появился через четыре года после смерти жены Кроненберга; еще через три возник «Саван» — фантастический автофикшен. В нем тоже идет речь о смерти и о том, что следует за ней.

Главный герой по имени Карш (сильно похудевший Венсан Кассель в гриме и с прической под Кроненберга) потерял любимую жену Бекку и, чтобы не утратить контакт с ней, построил эксклюзивное кладбище с изысканным дизайном надгробий и высокими технологиями, позволяющими наблюдать загадочную посмертную жизнь. Крошечные камеры, вмонтированные в стильные саваны, записывают и передают на смартфоны скорбящим родственникам покойных видео и информацию о том, как идет процесс разложения любимых тел. Бизнес компании GraveTech, включая фирменный ресторан «Саван», идет успешно, обещая превратиться в международную сеть, до той поры, пока несколько могил, в том числе и жены главного героя, не оскверняют вандалы.

Хотя этот сюжет вполне в духе атеиста и насмешника Кроненберга, но фильм сумел впитать сентиментальные чувства и скорбные переживания вдовца.

Как всегда, есть в конструкции режиссера и элементы черного юмора. Например, мы узнаем, что Карш несколько лет живет без секса, если не считать некрофильских эротических видений погребенного тела жены: ради них, собственно, весь проект ритуальных услуг и затевался. В то же время сексуальных объектов вокруг хоть отбавляй, и не то чтобы герой уж совсем ими пренебрегает. Это Терри, сестра-близнец Бекки (обеих играет Диана Крюгер), и говорящая ее же голосом Ханни, виртуальная помощница Карша, представитель искусственного интеллекта.

Вдобавок нарисовывается еще одна потенциальная партнерша с космополитичным именем Су-Мин Сабо (Сандрин Холт): она хочет достойно похоронить венгерского мужа-миллионера, меж тем сама катастрофически теряет зрение, что не мешает ей оценить мужской шарм кладбищенского магната. Свое слово в заупокойную песню пытается вставить айтишник Мори (Гай Пирс) — бывший муж Терри, одержимый запоздалой ревностью и теориями заговора. Он запоминается также отсутствием двух пальцев на руке — дефектом, который Карш ухитрился не заметить, годами общаясь со свояком.

Уже этих персонажей и сопровождающих каждого причуд хватило бы для развертывания полноценной интриги. Но Кроненберг вносит в нее еще и конспирологическую линию — и тем самым окончательно все запутывает. Среди подозреваемых в кладбищенском вандализме оказываются китайские спецслужбы и русские хакеры, а виновными в смерти жены Карш назначает онкологов, лечивших Бекку (один из них успел побывать ее любовником). Для полноты паранойи сообщается, что главный герой имеет белорусские корни и осведомлен о сталинском «деле врачей». Таким образом, частная драма обрастает еще и социополитическими подтекстами. К которым, впрочем, трудно относиться всерьез.

При явном переборе эмоций, событий, сюжетных твистов фильм выглядит вялым и чопорным — даже если время от времени его оживляет хруст костей — и в основном состоит из многозначительных разговоров и демонстрации вселенской скорби, а также лакированных, стерильных интерьеров и хайтековских чудес, позволяющих общаться с загробным миром.

Вынесенные в название саваны — еще один атрибут этого некрополя; они выполнены продюсировавшей картину компанией Ива Сен-Лорана и, как отмечает герой, заведомо не являются фейками — в отличие от Туринской плащаницы, вызывающей нескончаемые споры. Нет причин отрицать искренность намерений Кроненберга, но печально наблюдать, как они вязнут в гламуре и разлагаются подобно телам усопших.