гастроли театр
Чеховский фестиваль, проходящий при поддержке Экспобанка, представил знаменитую монреальскую труппу "Цирк Элуаз", артисты которой предпочитают цирковой арене театральные подмостки. Их представление "Дождь" в Театре имени Моссовета посмотрела АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
Режиссер, писатель, хореограф и клоун Даниэле Финци Паска вырос в Швейцарии в семье фотографов. Фотографами были его прадед, дед и отец, а сам он решил заниматься театром. "Дождь", поставленный им с артистами "Цирка Элуаз", убеждает, что семейная династия не прервалась. В театре господин Паска занимается тем же, чем его предки в фотостудии: колдуя со светом и тенью, тщательно выстраивая композицию, он дает клоунам и акробатам исполнить свои трюки, а в момент наивысшей красоты нажимает на невидимую кнопку, чтобы картина раз и навсегда застыла в памяти.
Из зрительного зала это выглядит так: любая реприза (скажем, рассказ нелепого встрепанного юноши о том, как он тщетно признавался в любви некоей Франческе или уговаривал скупого циркового продюсера устроить в конце шоу настоящий дождь) начинается перед занавесом, похожим на тревожное облачное небо. Потом "небо" уплывает, а сцена оказывается густо населена циркачами и циркачками, одетыми в костюмы акробатов почти столетней давности. Девушки в косынках, полосатых трико и гетрах так и норовят забраться внутрь пианино, уместиться в чемодан или вместе с юношами строятся в живые пирамиды — любимые, как выясняется, не только советскими физкультурниками.
Окутанные мерцающим рембрандтовским светом, пирамиды распадаются и складываются вновь, тапер в кепочке лабает на стареньком пианино что-то тревожное и озорное. А потом вдруг, например, когда один из акробатов умудряется совершить тройное сальто, живая музыка обрывается, артисты застывают, свет меняется, и после мгновений тишины откуда-то сверху мощно звучит другая, оркестровая музыка — словно только что мы побывали в ожившем прошлом, а теперь разглядываем его на застывшем снимке.
Молодые канадцы, объединившиеся в 1993 году в "Цирк Элуаз", не зря заявляют, что не хотят быть обычным цирком. Они действительно прекрасно двигаются, забавно юморят, поют, танцуют и могут на раз исполнить самый невероятный трюк — чего стоит номер "Колесо Сира", в котором акробат в диком темпе вращается по сцене внутри красного обруча,— и все же виртуозность здесь не главное. Главное — умение превратить наивные песенки, забавные сценки и фантастические трюки в единый спектакль, подчинить одной идее. Эту идею — путешествие в прошлое — и привнес в спектакль Даниэле Финци Паска.
Вот под тихую музыку два гимнаста выполняют сложнейшие кульбиты — тщательно, неспешно, как будто на кинопленке с замедленной скоростью. Вполне обычная процедура — перед новым трюком один, зайдя за спину другого, посыпает руки тальком — превращается в чарующий ритуал. Подсвеченное облачко талька окутывает гимнастов зыбкой дымкой, и все происходящее превращается в старинный дагеротип.
Забавно, как "Дождь", почти финальный аккорд Чеховского фестиваля, перекликается с началом и серединой фестиваля, с "Краем земли" Филиппа Жанти и "Мазуркой Фого" Пины Бауш. Как и у Пины Бауш, герои "Дождя" норовят пообщаться с залом на ломаном русском, выспрашивая их впечатления от шоу, или, совсем как в спектакле Жанти, спешат куда-то, схватив потертый чемоданчик, и все происходящее кажется не путешествием к неведомому краю земли, а виражом по закоулкам собственной памяти. Однако ритм, изящество и нежность "Дождя" свои, ни у кого не заимствованные. Какое-нибудь сальто-мортале здесь смотрится делом обыденным, а самый привычный и предсказуемый сюжетный ход почему-то воспринимается как чудо.
Дождь, о котором все действие говорят герои и который сперва заменяют летящие сверху листочки бумаги, а потом брызги воды, расплесканной по сцене, кажется вполне предсказуемым финалом. Но когда на полутемную сцену низвергается настоящий ливень, под которым черно-белая компания циркачей, визжа от счастья, гоняет красный мяч, веселые тени пляшут по занавесу из подсвеченных струй, а потом мяч вдруг ускакивает в зал, комок подкатывает к горлу. Словно мяч вернулся именно к вам. Тот самый, потерянный и горько оплаканный мяч, который вы в пять лет упустили в соседский сад.