Книги с Григорием Дашевским

Майкл Каннингем. "Избранные дни"

Новый роман Майкла Каннингема "Избранные дни" (2005), который только что вышел в издательстве "Иностранка" в добросовестном переводе Д. Карельского, очень остроумно построен. Три его части — словно три одноактных балета или три киноновеллы, разыгранные в единых декорациях и с одним составом исполнителей. Первая новелла, "В машине",— готическая история середины XIX века, эпохи промышленной революции; вторая, "Крестовый поход детей",— современный триллер о секте детей-камикадзе; третья, "Как красота",— научно-фантастическая "дорожная повесть" об Америке через 150 лет. Связаны все три части общим местом действия (Нью-Йорк), одинаковыми именами героев (Люк, Саймон, Кэтрин) и сходством их ролей (странный ребенок, верный друг, непокорная красавица).


Первая новелла — страшная и поэтичная, вторая — трогательная, третья — самая неудачная. В третьей новелле по одичавшей Америке бродят "евангелисты и бандиты", к власти пришел президент-христианин, и это плохо для всех "отклонившихся", а в финале благородная инопланетянка-ящерица умирает, усыхая до невесомости на руках у доброго андроида,— напоминая о смертях от СПИДа в прежних романах Каннингема. Сатира вялая, сентиментальность чрезмерная, до сознательной пародии не дотягивает.

Ясно, что все три части говорят не о трех разных эпохах, а об Америке после 11 сентября, о параноидальной Америке Буша-младшего, о нелепости деления мира на добрых американцев и злых террористов. В первой новелле описан пожар на нью-йоркской фабрике (действительно случившийся в XIX веке). "Фабрика загорелась... Выходы были заперты, чтобы работницы раньше времени не улизнули домой... Некоторые выпрыгивали из окон... Женщины в охваченных огнем платьях падали на мостовую... Одна из них светилась в огненных лучах, и свечение это было страшным. Она слушала, что говорит ей огонь. И тут она прыгнула". Сходство с картинами пожара башен-близнецов очевидно, а смещение на полтора века в прошлое и дает законный выход эмоциям, и одновременно приводит к четкому политическому выводу: капитализм убивает своих жертв так же, как террористы.

Но Каннингем не столько показывает сходство между разными политическими вариантами зла, сколько говорит, что зло сложено из общих для всех людей элементов, просто в другой комбинации, а еще точнее, что зло — это фундаментализм в точном смысле слова, то есть буквальное и поспешное понимание метафор, из которых построена медленная человеческая жизнь. Во второй новелле героиня думает о пришедшем к ней ребенке-камикадзе: "У нее еще остается возможность побыть его матерью — пусть и ценой жизни. И кто, в конце концов, сказал, что он непременно станет дожидаться, пока Кэт уснет, чтобы зарезать ее кухонным ножом или удушить подушкой? Отчего бы ему не сделать свое дело постепенно, как его делают все дети от начала времен?"

В романе Каннингема "Часы" книга Вирджинии Вульф меняла жизнь автора и читателей, спасала их и губила. В "Избранных днях" автор от идеи "личного текста" естественно переходит к идее "священного текста". Он находит для американцев своего рода Коран: во всех трех новеллах один из героев одержим поэзией Уолта Уитмена, разговаривает его стихами. (Диалоги, в которых обычные реплики перемежаются торжественными цитатами, принадлежат к самым удачным пассажам романа.) Уитмен "писал книгу стихов, которая и была Соединенными Штатами". Стихи Уитмена толкают героев то к преступному, то к спасительному самопожертвованию — как и строки других священных книг.

По двум романам Каннингема, выходившим по-русски в блестящем переводе Д. Веденяпина, "Дом на краю света" (1990, русский перевод — 2000) и "Часы" (1998, русский перевод — 2005), мы знаем его главную тему: циркуляция смерти и спасения между родителями и детьми, между умершими и живыми, между писателями, персонажами и читателями. Но настоящий писатель рано или поздно превращает свою главную тему, свои мании и фобии, в инструмент для описания внешней, непредусмотренной реальности. Именно это Каннингем и делает в своем новом романе, именно поэтому стоит его прочесть.


Бернис Рубенс. "Пять лет повиновения"

Лауреатка "Буккера" Бернис Рубенс (за роман "Избранный член", 1970) попала к нам с большим опозданием. Вероятно, потому, что Рубенс — автор сложный, пессимистичный, хоть и пишущий по большей части о тяжелой женской доле, но без особого сострадания и к женщинам, и к мужчинам. Тридцать лет спустя ее книги кажутся почти революционными: документальным и очень тщательным (Рубенс говорила: "Если я не пишу каждый день, я чувствую себя грязной") отчетом о среднестатистическом проживании жизни, с ее пуританизмом, одиночеством и невозможностью человеческих отношений.

"Five Year Sentence" (1978) можно точнее перевести на русский как "приговор на пять лет". Именно столько получает в качестве прощального подарка, уходя на пенсию с кондитерской фабрики, мисс Джин Хоукинс — в виде красивого ежедневника в кожаной обложке, рассчитанного на пять лет. Выпускница приюта, с детства привыкшая подчиняться приказам, она воспринимает ведение дневника как обязанность, которую старается неукоснительно выполнять. Постепенно в ежедневнике появляются странные приказы, которые мисс Хоукинс адресует самой себе: познакомиться с мужчиной, поцеловать его, заставить на себе жениться. Предприимчивый Брайан, которого она кадрит в библиотеке, сразу понимает свою выгоду: на удовлетворении прихотей таких вот одиноких пенсионерок вполне можно сколотить себе небольшое состояние.

По стилю Рубенс, очевидно, прошелся кинематограф — недаром все время своей жизни основным ее заработком была режиссура документального кино. Здесь акцентированы все цвета и предметы, подробно описывается каждая кушетка в доме несчастной мисс Хоукинс, полно говорящих деталей вроде того, что мать Брайана читает только триллеры, а стоит героям выйти на улицу — там непременно идет проливной дождь. Хорошей развязки здесь не предвещается, и шарф, затянутый на шее найденной в итоге жертвы, становится хичкоковским элементом в тотальном хорроре, в который Бернис Рубенс превратила жизнь своих героев.

И. Ю. Охлопков. "Дебюты русских писателей XIX-XX веков. Материалы для библиографии"

Странная, но презабавная книга, в которой собраны дебюты русских писателей — первые книги, первые газетные и журнальные публикации. Так, мы узнаем, что первым публичным выступлением Брюсова было письмо в редакцию газеты "Задушевное слово", Николай Степанович Гумилев начинал в газете "Тифлисский листок", Достоевский еще до знаменитой публикации "Бедных людей" опубликовал перевод "Евгении Гранде" Бальзака, а Лимонов впервые опубликовался в Париже в 1976 году книгой "Русский поэт предпочитает больших негров". При всей библиографической важности этой достаточно скрупулезной книжки ее отличают все недостатки исследования, пытающегося "объять все": не все дебюты охвачены, да и кое-каких писателей можно недосчитаться. В предисловии Охлопков за все это заранее извинился, он обещает исправить недостатки во втором издании, ну а все те, кто любят русскую литературу как математику событий и сюжетов, примут книгу и такой, какая она есть.


Джеффри С. Янг, Вильям Л. Саймон. "iКона. Стив Джобс"

В мире высоких технологий Джобс, один из основателей Apple и на сегодняшний день ее генеральный директор, известен как человек, который вернулся: после изгнания в 1985-м последовало сенсационное возвращение в конце 1990-х. Тогда Джобс представил сначала операционную систему Mac OS, а затем ставший его триумфом плеер iPod. Поэтому неудивительно, что эта биография начинается со слез — на презентации выставки MacWorld Expo 2000 года плачет и сам Джобс, каясь в допущенных ошибках, и счастливые слезы текут по лицу его партнера Стива Возняка. Но книга написана без соплей, и Джобс в ней совсем не похож на икону: тут рассказывается о его трудном характере, не всегда оправданных решениях и практически украденных проектах, а герой и его команда кое-где прямо называются "Джобс и его шайка". Двое авторов, один из которых с 1983 года ведет журнал MacWorld, а другой работал в Apple с середины 1980-х, знают об Apple многое, фактуры здесь море, и в целом есть общая приятная тенденция некоторой объективности. В связи с чем, вероятно, сам Джобс пытался выхода этой книги не допустить.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...