премьера опера
Мариинский театр показал последнюю в сезоне, седьмую по счету оперную премьеру — "Бенвенуто Челлини" Гектора Берлиоза. Она же стала первой постановкой на сцене нового мариинского Концертного зала, на безграничных возможностях которого всячески настаивает стоявший за пультом Валерий Гергиев. Выпускать оперу, которая почти нигде не идет, в зале, где еще никто ничего не ставил, доверили режиссеру Василию Бархатову и художнику Зиновию Марголину. За результатом пыталась уследить ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Идея показывать в открывшемся полгода назад Концертном зале полноценные спектакли грела Валерия Гергиева еще на стадии строительства и не покидает до сих пор, хотя сроки закрытия основного здания Мариинки давно перенесены, и угроза остаться без сцены отпала. В Концертном зале же не все так просто. Там опускается оркестровая яма, но нет кулис. Кроме того, он круглый, то есть зрители сидят со всех сторон сцены, а петь, как известно, можно только в одну сторону. Сверху наблюдать за происходящим мешают перила. В общем, кажется, что лучшее в нем место для обзора — это дирижерский пульт.
В случае с малоизвестным "Бенвенуто Челлини" (появлением этой экзотики в мариинской афише мы обязаны международным планам маэстро Гергиева — в августе у него постановка оперы Берлиоза в Зальцбурге, и вот он начал морально готовиться к ней у себя дома) остро обозначилась и проблема титров. Их пока нет, крошечный экранчик выглядел абсолютным издевательством, но даже если титры будут, то из-за специфической формы зала потребуют от зрителей очень острого зрения. Пока же публика пыталась уследить по бумажке с переводом за стремительным французским либретто, повествующим о запутанных любовных и профессиональных похождениях знаменитого итальянского скульптора и ювелира XVI века. Что отвлекало от сцены, где в это время не менее стремительно развивалась жизнь современного, отвязного, не лишенного усталого обаяния гламурного кутилы.
Вся она происходит на фоне глянцевых журналов, дорогого дивана "под классику" и большого количества ювелирных украшений, поначалу аккуратно развешанных по витринам с логотипами загадочных итальянских фирм — Balducci & Co, Fieramosca и собственно Cellini. Последняя фамилия сразу выдает шутливый настрой постановщиков. Вскоре выясняется, что и две другие — это тоже персонажи оперы.
Речь в ней идет про казначея папы Климента VII Джакомо Бальдуччи, который безуспешно мечтает выдать за папского скульптора Фьерамоску свою дочь Терезу. Та, в свою очередь, влюблена во флорентийского проходимца Бенвенуто Челлини, с которым и убегает из дома. Сам папа появляется на сцене — уникальный случай в оперной истории — ближе к финалу, пытаясь урезонить гуляку Челлини и заставляя его наконец трудиться над статуей Персея. Папа, кстати, усажен постановщиками в еще одну витрину для драгоценностей.
Этот спектакль — уже вторая за мариинский сезон совместная работа солидного художника Зиновия Марголина и режиссера-вундеркинда Василия Бархатова. И если в предыдущей — "Енуфе" Яначека — они старались быть предельно серьезными, то тут потешаются везде, где только можно.
Опера, в которой комическое и высокое перемешано в непонятных пропорциях, потерпела оглушительный провал во время своей мировой премьеры в 1838 году в Париже. И надо признать, что, несмотря на ряд замечательных по музыке фрагментов (например, фатальная тема отливки статуи у медных духовых будто специально написана для маэстро Гергиева), опера длинновата, а сюжет ее странноват и местами глуповат.
И господин Бархатов явно не имел намерения сделать его умнее, а честно напридумывал россыпи уморительной дури, где все ненастоящее, некому сочувствовать, а надо только узнавать жестковатые тарантиновские шутки и смеяться над пластиковым фастфудом из китайского ресторана, замурованными в мафиозный бетон ногами, черными женскими колготками на головах весельчаков-налетчиков, стадом королев красоты с диадемами на головах, фотографирующихся на фоне свежего трупа, и медными духовыми инструментами, которые участливые оркестранты добавляют из своей ямы к общей куче драгоценного металла, собираемого для отливки Персея.
В результате три долгих действия оперы смотришь как залихватский сериал, уже даже не обращая внимания на то, что не все детали богатой, во все стороны расплескивающейся молодой режиссерской фантазии хорошо читаются и складываются в единое целое. Скорее это комикс из отдельных картинок, среди которых бесспорными шедеврами выглядят выступление настоящего фокусника с живым кроликом и последующая драка двух претендентов на руку Терезы — Челлини и Фьерамоски, одетых по случаю римского карнавала большими, мохнатыми, белыми плейбойскими зайцами.
Что касается музыкальной составляющей этой продукции, то надо напомнить, что театр шел к постановке оперы, отличающейся невероятно сложными, виртуозными ансамблями, непривычно долго, через ряд концертных исполнений. Но все же до идеальной слитности еще не дошел. Тем не менее стоит отметить ряд вокальных работ. Это прежде всего молодой Сергей Семишкур, великолепно осиливший заглавную партию — одну из самых сложных в теноровом репертуаре. В роли Терезы блистала обаятельная подрастающая мариинская звезда — Анастасия Калагина. Насыщенное меццо Златы Булычевой точно звучало в партии молодого ученика Челлини Асканио, которого режиссер попросту превратил в безнадежно влюбленную в него женщину. Совершенно неотразим в комической роли Фьерамоски оказался Николай Гассиев. А прекрасным и безмятежным папой римским, которого насмешник-режиссер сопроводил помощником для сбора откатов, предстал царственный ветеран мариинской сцены Геннадий Беззубенков.