«Петербург достоин лучших музыкальных традиций»
Худрук фестиваля «Дворцы Петербурга» Мария Сафарьянц рассказала о том, могут ли серьезные музыкально-просветительские проекты жить без дотаций
В Петербурге проходит XXXII фестиваль «Дворцы Петербурга». О том, почему фестивали больше не проходят в Русском музее, как приучают к классике курсантов Военно-медицинской академии, о главном качестве, которое отличает настоящего артиста, и можно ли разглядеть будущую звезду в начинающем музыканте, худрук фестиваля Мария Сафарьянц рассказала в интервью «Ъ-СПб».
Руководитель фестиваля «Дворцы Санкт-Петербурга» Мария Сафарьянц
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Руководитель фестиваля «Дворцы Санкт-Петербурга» Мария Сафарьянц
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
— Давайте начнем с истоков. Как появился фестиваль «Дворцы Петербурга»?
— Это удивительная история, очень петербургская и одновременно международная. В 1990 году — представьте, еще существовал Советский Союз, и фестивалей было раз-два и обчелся («Ленинградская музыкальная весна», «Белые ночи») — вдруг возникает эта смелая идея у Константина Орбеляна, пианиста, который приехал в Ленинград в 1988–1989 годах. Его поразила наша архитектура, дворцы — и в советское время это была роскошь! Он не мог понять, почему здесь нет фестивалей, которые использовали бы эту красоту как естественную сцену.
Константин Орбелян — человек с предпринимательской жилкой. Он нашел поддержку в обкоме партии — тогда без этого никак — и добился разрешения. И вот в 1990-м, в последний год горбачевской перестройки, когда страна уже дышала переменами, к нам приехал целый десант западных музыкантов. Представляете? Они играли практически без гонораров: им было невероятно интересно увидеть Петербург, Россию. Их ошеломил город на воде, вся эта история... Так все начиналось.
— А как вы сами пришли к руководству фестивалем?
— Константин — прекрасный пианист, у него масса коллег, которых он привлекал к участию в фестивале. За время существования фестиваль привлек многих звезд музыкальной и оперной сцены со всего мира. Среди участников Рене Флеминг, Джузеппе Саббатини, Сондра Радвановски, Стивен Костелло, Эва Подлесь и другие. В 90-е проснулся невероятный интерес к России. Сюда приезжали большие музыканты, известные западные исполнители — бесплатно, чтобы увидеть Ленинград. Спустя несколько лет Константину предложили возглавить оркестр в Москве, и этот вид деятельности его практически поглотил. В 1993 году Орбелян переехал в Москву, возглавивив камерный оркестр Московской филармонии. А проект «Дворцы Петербурга» — потрясающий, и я просто переняла эту вахту. Это произошло в 1997 году, когда у меня уже был маленький сын, и он был главным «придворным» слушателем. Конечно, было набито немало шишек.
— Почему именно итальянцы стали вашей «визитной карточкой»?
— До того как появился фестиваль, я четыре года работала по контракту в Италии — концертмейстером оркестра. Выучила язык, набралась европейского опыта. И мне страстно хотелось привезти в Петербург все лучшее, что я там увидела, применить свои знания и опыт.
Помню, как первые спонсоры появились почти случайно. Итальянская обувная компания Fabi, которой я помогала открыть представительство в Москве, согласилась финансировать первый фестиваль. Так в 97-м у нас получился «полуитальянский» состав: мой оркестр, итальянские солисты. Это сложилось естественно. Во-первых, у меня были связи — я много гастролировала по Италии, также в составе «Санкт-Петербург Трио». Во-вторых, для петербуржцев итальянские фамилии на афишах — это особая магия. Наш город ведь строился, в основном, итальянскими архитекторами, это «Северная Венеция»! Да и артистический темперамент итальянцев публика всегда принимала с наибольшей теплотой. Конечно, несмотря на то, что через наш фестиваль прошли артисты со всего земного шара, Италия стала действительно, приоритетной.
— Какие самые яркие открытия фестиваля можете назвать?
— О, мы первыми представляли многих наших будущих звезд! В 1997–1998 годах только открылась Академия молодых певцов Мариинского театра — и вот они, наши «птенцы»: Ильдар Абдразаков, Анна Нетребко, Екатерина Семенчук, Владислав Сулимский. Лариса Гергиева сама за рояль садилась, возила их по дворцам! Мы даже диски записывали — сохранились уникальные записи голосов, которые позже покорили мир.
— Как выбираете площадки для концертов?
— Это бывает непросто. Дворец должен не просто быть красивым — в нем нужна хорошая акустика, рояль. Программа обязательно должна гармонировать с духом места, стилем места, его историей.
В этом году, например, впервые получили доступ в Большой зал Академии наук — с его ломоносовской мозаикой и полтавской тематикой. Или Географическое общество — там сделали концерт «Музыкальное путешествие» с темой первооткрывателей. А в Мариинском дворце (законодательном собрании) будем петь в Ротонде с ее потрясающей хоровой акустикой.
— С какими сложностями сталкиваетесь сегодня?
— Поскольку фестиваль уже давно охватывает все сезоны года, а конкурсы на субсидию на фестивали объявляются дважды в год, нам необходимо продержаться в эти промежутки, сохраняя высокую требовательность к своим проектам.
Кроме того, наш фестиваль проходит в огромном количестве разных локаций. И это не концертные залы, это музеи! У них высокие охранные требования, которые ужесточаются с каждым годом. И мы должны продумать все: свет, звук, сценическое оборудование и многое другое. В нашем деле нет мелочей. Мы буквально выхаживаем каждое свое мероприятие.
— Как фестиваль переживает нынешнюю международную изоляцию?
— Знаете, Европа всегда относилась к России высокомерно — еще Чайковский писал об этом в своих письмах. Сейчас некоторые артисты боятся приезжать — менеджеры пугают санкциями. Но те, кто уже бывал у нас, возвращаются. Недавно одна итальянская певица с удивлением рассматривала мебель из карельской березы в интерьере — оказалось, она совсем ничего не знала о ее существовании! Мы-то Европу изучали вдоль и поперек, а они... знают про нас очень мало. Но культура — это мост. Наш фестиваль остается международным, несмотря ни на что.
— Что для вас самое ценное в этой более чем 30-летней истории?
— Наверное, это сама возможность соединять. Музыку — с архитектурой. Артистов — с публикой. Петербург — с миром. Когда в зале Академии наук зазвучит музыка эпохи Ломоносова, или в Географическом обществе — тема путешествий... Это же живая история!
И конечно, наша верная публика — те, кто ходит на концерты с 90-х. Хочу учредить для них особую премию — за преданность. (Улыбается.) Без этого взаимного доверия мы бы не выжили.
— Как вам удается сохранять фестиваль все эти годы?
— Опыт — сын ошибок трудных, как говорил Александр Сергеевич Пушкин. Для меня Пушкин — вечный ориентир. Вот даже наши нынешние отношения с Европой развиваются согласно его предсказаниям. В Академии наук концерт делаем — сразу вспоминается его «князь Дундук». Но если серьезно, он ведь чувствовал это европейское высокомерие, о котором я говорила.
— Вы упомянули о проблемах современной культурной среды.
— Видите ли, последние, может быть, пять лет появилась новая тенденция. Многие особняки, которые мы первыми «оживляли» концертами, теперь превратились в коммерческие площадки.
— Это же хорошо? Дворцы реставрируют...
— Реставрация — да. Но когда видишь афишу: «Гала-концерт в историческом дворце», а заходишь внутрь — там крошечная сцена, где физически не может быть заявленного оркестра... (Разводит руками.) Это профанация. Мы же каждую площадку выхаживаем как ребенка: акустику проверяем, программу под архитектуру подгоняем. Вот Мариинский дворец — там купольный зал с божественной акустикой, но только для камерного хора. А во Дворце князя Владимира сцена всего 20 квадратных метров. Какой там может быть балет? Но пишут громкие названия...
— Как реагирует публика?
— Наша — голосует ногами. Приходят туда, где честно. Может, поэтому мы и держимся 30 лет, хоть и без меценатских миллионов (улыбается). Хотя Пушкин и тут все предвидел: «Не продается вдохновенье...» Мы вот «рукопись» — то есть качество — как раз не продаем.
— В чем тогда ваш секрет?
— (Задумывается.) Наверное, в том, чтобы никогда не обманывать публику. Сохранять стиль, а не гнаться за модой. И помнить, что культура — это «дух», как говорили латиняне...
— Расскажите о том, как меняется «география» фестиваля. Какие площадки появляются, а какие — остаются в прошлом?
— Среди наших площадок больше нет Русского музея. После нашего многолетнего плодотворного сотрудничества это как минимум странно. Мы начали сотрудничать с Русским музеем еще в 90-е, когда не было такого экскурсионного бума, как сейчас. Можно сказать, что мы внесли свою лепту: наши особенные тематические концерты с экскурсиями создавали атмосферу интереса к этим дворцам. В Мраморном дворце, Михайловском дворце — везде нам шли навстречу. Когда Владимир Александрович Гусев восстановил Михайловский замок, там оказался прекрасный Георгиевский зал — Павел I, настоящий рыцарь искусства, создал его для церемоний. И мы там делали потрясающие проекты, которые публика принимала на ура. Например, дворцовую постановку оперы «Волшебная флейта» Моцарта, где среди действующих лиц был и Император Павел I.
— Какие проекты были особенно успешны?
— 10 лет подряд мы проводили «Новогодние концерты в Михайловском замке» — это стало настоящей традицией! Люди знали, ждали, билеты было не достать. Мы делали специальные бокалы шампанского с росписью от Русского музея и нашего фестиваля — гости угощались шампанским и забирали расписанные бокалы в подарочном пакете на память. Собралась целая коллекция! Все это было при Владимире Александровиче Гусеве... А сейчас нас, честно говоря, просто выперли. На ровном месте. Даже перестали снимать трубки. Это право нового руководства музея. Не оцениваю, но не понимаю этот шаг — столько лет работы, никаких нарушений, и вдруг… Странно… Такое в нашей истории впервые.
— Как сейчас строится работа фестиваля?
— У нас хорошее взаимодействие с комитетом по культуре. Мы стали частью городских традиций, которые сами и возродили — к нам специально приезжают туристы, гости города. Петербург достоин таких фестивалей в дворцовых интерьерах — это благородная музыкальная традиция. Да, мы дотационные, другими быть не можем, во всем мире классика — дотационная. Часть билетов мы продаем, но часть билетов всегда отдаем — студентам, военным. Особенно плодотворно сотрудничество с Военно-медицинской академией. Их начальник Евгений Владимирович Крюков считает культурное воспитание важной частью подготовки врачей. Представляете, как здорово: курсанты со всей России в парадной форме в Екатерининском дворце... Красиво! Еще поддерживаем гимназию №168 — даем билеты старшеклассникам. Это наша культурная экология.
— Вы работали со многими именитыми артистами, когда они еще были молодыми, кто-то только начинал свой путь. И потому такой вопрос: можно ли в молодом артисте разглядеть будущую звезду, увидеть потенциал?
— Конечно! Фестиваль дал старт очень многим ныне известным, востребованным артистам… Потенциал виден рано. Главное для музыканта — музыкальная интуиция. Потом важно попасть к хорошему педагогу-гуру, чтобы правильно поставил руки, чтобы не мешала технология раскрыться дарованию. Бывает, талант есть, а что-то мешает — например, руки неправильно работают. И конечно, харизма — это артистическая одаренность. Настоящий артист — это тот, для кого сцена становится жизнью, кто без нее уже не может, несмотря ни на что. Это все равно как дышать.