Анна Наринская

Филип Рот. "Американская пастораль"

Роман Филипа Рота "Американская пастораль" вышел уже какое-то время назад, во многих книжных магазинах лежит на самых видных местах, но нельзя сказать, чтобы раскупался на ура. Это вообще судьба Филипа Рота в наших палестинах. Один из самых крупных мировых писателей, лауреат всяческих премий и вечный номинант на Нобеля у нас не то чтобы очень известен, не говоря популярен.

Отчасти дело здесь в том, что издавали и переводили Филипа Рота у нас как-то по-дурацки. У писателя, принципиально создающего романы сериями, объединенными не только темой и идеологией, но часто даже фигурой рассказчика — ротовского alter ego по имени Натан Цукерман, отечественные издатели выхватывали по произведению, такому, какое, как им казалось, здесь должно покатить. В результате такой неумной избирательности "Американскую пастораль", являющую собой первую часть "второй цукермановской трилогии" и удостоенную в 1997-м Пулитцеровской премии, выпустили через два года после того, как напечатали заключительную часть той же трилогии "Людское клеймо" (в Америке эта книга вышла в 2000-м). Что вполне прискорбно, потому что вкупе и по порядку книги этой трилогии (второй ее роман называется "Я вышла замуж за коммуниста") создают столь важную для Рота альтернативную историю Америки.

Есть еще одна причина тому, что Филип Рот оказался для нас не таким важным писателем. Он — писатель насквозь американский. В том смысле, что все его книги в той или иной мере препарируют Америку, американскую жизнь как феномен. А накрепко приклеившийся к Роту ярлык автора, разрабатывающего еврейскую тематику, эдакого Вуди Аллена от литературы, писателя страшно раздражает. "Я в точности знаю, что это такое — быть евреем,— сказал он в одном из своих редких интервью.— Так вот, быть евреем — совсем не интересно. Я — американец. В первую очередь".

Для уроженца еврейского квартала города Ньюарк, штат Нью-Джерси, Филипа Рота "интерес быть американцем" означает, не больше и не меньше, интерес жить жизнь. В то время как "быть евреем", то есть евреем в американском смысле этого слова, то есть членом некого закрытого сообщества, значит эту жизнь не жить. Так что любой ротовский еврей, вырывающийся на необъятные американские просторы, оказывается извлеченным из ваты, которую представляет собой упорядоченная еврейская жизнь с веками отработанной градацией того, как должно быть, а как не должно, и сталкивается с реальностью. И тут эта реальность, то есть эта страна Америка, "со всеми своими прелестями лезет тебе прямо в глотку", как гневно констатирует один из героев "Американской пасторали".

Поскольку эти прелести все-таки чисто американские, отечественному читателю может показаться, что ему нет дела до ротовской Гекубы. Что изничтоженная жизнь еврея с лицом древнего викинга по имени Сеймур Лейвоу и по кличке Швед, о которой повествуется в "Американской пасторали", для нас не более чем виньетка заокеанской жизни. Что нам нет никакого дела ни до его успехов в американском футболе (ведь этим видом спорта тут никто не занимается), ни до его карьеры морского пехотинца (они представляются существующими только в голливудских фильмах), ни до его женитьбы на "мисс Нью-Джерси" (мы даже не понимаем — очень это круто или нет). Но показаться это может только на минуту. А потом станет очевидно, что нам до всего этого есть дело. Потому что из этого специфически американского (точнее все-таки американо-еврейского) материала Рот создает объемный и для каждого по-своему узнаваемый портрет души. Растерянной, терзающейся, бесконечно испуганной встречей с реальностью, но не перестающей надеяться. Души не только не американской, но даже и не еврейской. Просто души.

Иэн Макьюэн. "Суббота"

Иэна Макьюэна можно назвать столпом теперешней британской прозы, к тому же окопавшимся совсем отдельно, в стороне от нынешнего блестящего английского беллетризма. Макьюэн пишет настоящую прозу. Его краткие, неторопливые и предельно отточенные романы посвящены кризису среднего возраста современных хозяев мира — гетеросексуальных, белых, успешных, хорошо зарабатывающих мужчин, которые, подойдя к пенсии, осознают, что в жизни что-то упущено. Так было в романе "Амстердам", принесшем писателю в 1998 году Букеровскую премию: там известный композитор и успешный газетный редактор, не сумев разобраться с собственной жизнью, маршем через философские беседы шли к эвтаназии.

В романе 2005 года "Суббота", на сегодняшний день считающемся вершиной творчества Макьюэна, описывается один день из жизни нейрохирурга Генри Пероуна, 15 февраля 2003 года. Генри — успешный человек, живет в счастливом браке с любимой женой и работой, его дети как раз готовятся вырасти и оставить его мирно доживать на свою большую пенсию, и все у него как надо. Но в этот день все у Генри пошло не так: сначала на него чуть не упал горящий русский самолет, потом его планы рушит антииракская демонстрация, а под конец в его доме появляется неожиданный гость с большим ножом, готовый порубить его такую сложившуюся жизнь.

Во всем этом контексте название "суббота" незамедлительно отсылает к библейскому "помни день субботний", которое здесь звучит почти как предупреждение. На самом же деле это не роман-предупреждение, а книга-вопрос: что делать мужчине в современном мире. Суббота — это последний день перед воскресным увяданием, как в жизни мужчины, так и в жизни мира. "И отсюда, с вершины своего дня, он может заглянуть далеко вперед. Пока его не понесло вниз". В Макьюэне мыслителя больше, чем рассказчика: он использует сюжет, только чтобы поставить вопросы и попытаться найти на них ответы, и его уход от любого прямого заявления можно считать практически виртуозным. А итог? Никакого итога. Только "день окончен".

Роберт Уилсон. "Севильский слепец"

Среди любителей детективов Роберт Уилсон известен прежде всего как мастер закрученного сюжета и большой любитель испанского колорита. В "Севильском слепце" имеется и то и другое: большой ресторатор из Севильи найден у себя дома в чрезвычайно распотрошенном виде. Кроме прочего, его явно пытали, заставляя смотреть некую ужасную кинопленку, а напоследок отрезали веки. Расследующий дело старший инспектор Хавьер Фалькон, идя по следу, с ужасом находит в нитях, ведущих к убийству, множество связей с его собственной жизнью. О том, что могло привести в смертельный ужас даже видавшего виды детектива, мы, правда, узнаем только в финале 700-страничного романа — это, кажется, и называется "держать в напряжении от первых до последних страниц". Ну а герой, только что пристрелив преступника и чудом избежав страшной смерти, отправится плясать со своей 60-летней экономкой, есть паэлью и пить сангрию — вот вам и колорит.

Джон Грогэн. "Марли и мы"

Серия рассказов о добропорядочной семье из американской глубинки и их лабрадоре Марли, написанная журналистом Джоном Грогэном, известным в США автором веселых колонок о садово-дачной жизни. Книга сама тоже выросла из журналистской колонки, которую Грогэн написал на смерть своей собаки. Количество откликов на статью повлекло за собой рождение книжки, где с добротой и внимательностью рассказывается история одной собачьей жизни в одной семье, от рождения до смерти. В сущности, это даже похоже на ветеринарные рассказы всеми любимого Джеймса Херриота, с тем только условием, что героем их является один лабрадор. И если забыть о периодически попадающихся здесь поучениях, то сами рассказы вполне себе ничего. Короткие и остроумные истории, написанные на тайном языке всех собачников, которые все эти собачьи страсти о том, как "наш пес славно снимался в кино", как "прекрасно не мог жить в собачьей будке" или "как мы учили его не прыгать на людей" понимают с полуслова.